Среди кадетов корпуса был подлиза и наушник Лешка Аракчеев. С маленькими бегающими глазками, мясистым носом, сутулый заморыш с вечным насморком и гнусавым голосом, он сразу не понравился Костенецкому. Он стал «воспитывать» его вполне в духе того времени — кулаком пытаясь избавить Аракчеева от пороков.
К сожалению, этот педагогический прием вновь себя не оправдал.
Пройдет не так много лет, и уже граф Алексей Андреевич Аракчеев, автор проекта пресловутых «военных поселений», который не могло вспоминать без содроганий целое поколение русских людей, отыграется на Костенецком за былые обиды…
А пока что восемнадцатилетний Костенецкий был выпущен штык-юнкером во 2-й канонерский полк в 1786 году. Через год он уже воевал против турок, а его предводителем стал князь Потемкин-Таврический. Возле стен Очакова он творил подлинные чудеса силы и храбрости, старые бойцы приглашали его к своему костру:
— Откушать из котла и водки выпить!
Щи и кашу юноша уничтожал за троих, от водки неизменно отказывался:
— Батька не баловался и мне не велел!
Бойцы соглашались:
— Это верно, батьку слухать надо…
Светлейший князь Григорий Потемкин удивился:
— Откуда ты такой вымахал? И отчаянный в бою — от юности или от глупости?
— От любви к России! — глядя сверху вниз в единственный глаз Потемкина, дерзким тоном ответил Василий.
— И то дело! — пропустил грубость мимо ушей светлейший. — Жалую тебя в подпоручики. Старайся, юноша. Уцелеешь — генералом будешь. А сегодня позволяю вылазку сделать…
«Посадив в лодки казаков, Костенецкий ночью подкрался к турецким кораблям и взял их на абордаж простейшим способом: треснет двух турок лбами и выбросит бездыханных за борт, потом берет за шеи еще двух — треск, всплеск! Так воевать можно без конца — лишь бы врагов хватало… В 1795 году (уже в чине поручика) Василий Григорьевич образовал в Черноморском казачестве пушечную роту, и палила она столь исправно, что слухи о бравом поручике дошли до столицы».
Слух о подвигах героя дошел до самого Павла, недавно вступившего на престол. По приказу царя Костенецкого затребовали в Петербург. Белокурый красавец, бывший фаворит Екатерины II, Платон Зубов формировал новые войска.
Поручик ему понравился своей необычной статью и еще более тем, что, когда фаворит милостиво пригласил сесть Костенецкого на изящный стул гамбургской работы и тот опустился на его шелк, стул вдруг с грохотом разлетелся по зеркальному паркету.
— Уморил! Теперь я верю, что ты турок, как щепки, ломал… Ты, того, сзади себе не расшиб? Ох, не могу!.. Такие-то ломовые в гвардии и нужны.