Федор Бесов явился как существо иного мира — необыкновенный, играющий грудой удивительно развитых мышц, могущий все на свете, и даже лицо его стало каким-то вдохновенным.
Публика на мгновение захлебнулась от восторга и вдруг разразилась такими овациями, которых, верно, не удостаивался и великий Шаляпин.
Обойдя с приветствием ряды публики, артист вышел на помост. Всю ночь его сооружали местные плотники. Помост был сделан из толстых досок, поверх которых набили несколько листов кровельного железа. Оно предназначалось для создания шумового эффекта. В центре аккуратно постелили резиновый коврик.
Бесов для разминки взял двухпудовку, раскачал ее и вдруг зашвырнул куда-то в бездонную голубизну неба.
— А-а-а!.. — с ужасом выдохнула публика.
Послушная законам всемирного тяготения, двухпудовка, достигнув высшей точки полета, стремительно падала вниз — на того, кто ее выпустил.
Зрители замерли. Им казалось, что гиря сейчас расшибет смельчака.
Но в последний момент Бесов чуть отклонился, и тяжкий груз со страшным грохотом шлепнулся на помост.
Потом Бесов кидал гири и принимал их на плечи, на спину, жонглировал ими, словно они были из папье-маше.
Кто-то в публике даже засомневался:
— Они настоящие?
Бесов великодушно улыбнулся:
— Проверьте! — и сделал вид, что швыряет двухпудовку в зрителей. Те ахнули, кто-то в испуге обмер, но Бесов уже выводил из толпы на арену сомневающегося.
Мужичок в суконной поддевке и рубашке с синими горошинами, смущаясь, с трудом подтянул гирю лишь до колена, махнул рукой и под веселый гогот зрителей поспешил на свое место.
Затем Бесов без особых усилий ударом ладони вогнал несколько гвоздей в доску. Дошла очередь и до цепей.
— Попрошу господ зрителей проверить цепи на прочность! — обратился чемпион к присутствующим.
Поначалу неловко потоптавшись на месте, а затем расходясь все более и более, несколько человек из публики безуспешно пытались разорвать цепи. Они растягивали их, дергали. Но общих усилий оказалось мало — все звенья цепи были прочными.
Тогда Бесов тоном волшебника изрек:
— Прошу внимания!
Он обмотал ладони цепью, на несколько мгновений замер. Вместе с ним замерли и все присутствующие.
И вдруг коротко и резко рванул руки в стороны. Цепь разорвалась, и одно из звеньев отлетело к ногам владелицы пряничного производства мадам Дряхловой, которая мелко и часто крестилась, приговаривая:
— Чур меня, чур меня!