Чемпион подсел под балку и водрузил ее на свои плечи. Не торопясь, он описал круг по помосту.
Затем перед зрителями выступили два его помощника. Они пригласили желающих повиснуть на концах балки. Слободчане с охотой согласились на это заманчивое предложение. В их славном городе уважали большую силу, и им было лестно стать участниками того удивительного, что происходило на помосте. Несколько мгновений спустя десятка два горожан повисли на балке. Бесов, широко расставив ноги, заметно напрягаясь, доблестно сохранял свою позицию. И вдруг на глазах слободчан, ошалевших от невиданного прежде зрелища, концы этой балки стали медленно сгибаться и скоро коснулись помоста. Балка действительно, как и было обещано, скрутилась в бараний рог, а если не в рог, то все же изрядно прогнулась.
И он показал в этот вечер все, что обещал, кроме «адской наковальни», которую просто не успели подготовить. Но в его невероятной силе уже никто не сомневался.
— Есть желающие соревноваться в борьбе? — Бесов обвел взглядом ряды зрителей.
Публика постыдно безмолвствовала. Никто не хотел получить увечье.
— Жаль! — Бесов вздохнул.
В заключение программы атлет исполнил еще два номера. Он попросил у публики серебряный рубль. Анастасия Ивановна поспешила протянуть монету. Бесов, коротко взмахнув рукой, вогнал рубль в доску так, что он вошел в нее полностью. Сей монумент атлет под аплодисменты зрителей подарил Долгушиной.
Затем на прощание он взял у помощника колоду карт и без видимого усилия разорвал ее на две части.
Ликование публики было долгим и всеобщим. Атлета не отпускали, кидали ему цветы. Бесов устало улыбался и назавтра обещал показать новые номера — «еще более удивительные».
Исправник Пасынков прошел в комнатушку, где переодевался Бесов. Исправник благоухал тройным одеколоном и дорогим коньяком. Долго тискал руку атлета и басил:
— Большое русское мерси! Позвольте презентовать для меня вашу афишу. Ах, гран мерси!
Вечером вся семья казначея собралась на веранде, ярко освещенной желтым светом керосиновых ламп. В воздухе, густом от запаха земляники и цветов, тонко звенели комары. На самом почетном месте, по этикету того времени — в середине стола, рядом с хозяином и исправником Пасынковым сидел Бесов.
Горничная внесла на подносе жареных цыплят и пикули, запотевший графинчик водки и бутылку лафита.
— У вас, наверное, Федор Федорович, родитель был могучей корпуленции? — допытывался исправник. — Вы, позвольте спросить, откуда родом будете?
Бесов по всем правилам хорошего тона ловко обрабатывал цыпленка с помощью ножа и вилки и не спешил отвечать. Он вообще никогда ничего о себе не рассказывал. Даже близкие ему люди не знали, где он родился, кто его родители. Более того: этого не смогли выведать и самые пронырливые журналисты.