Соколов возразил:
— Ну, дед, ты размахнулся! Нам срочно надо.
— Ну, ежели срочно, то выберу осину, вымочу…
Соколов уточнил:
— Мне сегодня вечером грести на чужой берег.
— Тогда нужна ель. Топориком попотею, постучу, готова после ужина будет… Изящества не ждите, а прочность обещаю.
Возвращаясь к себе в блиндаж, Шлапак полюбопытствовал:
— Что, и нынче впрямь на чужой берег пойдешь?
Соколов отвечал туманно:
— Поступлю согласно интересам отчизны.
Шлапак удивленно развел руками.
— Опасно, весьма! Немцы-то взбудоражены…
И вот подошел решительный момент.
Еще после ужина дед Бугров принес новое весло и получил за усердие пачку папирос «Катык».
Соколов ушел в блиндаж. Не раздеваясь, улегся поверх одеяла на деревянные нары, накрылся шинелью и тут же погрузился в сон.
Проснулся среди ночи. Розово светилась под образом лампадка. Солдаты дрыхли так крепко, как умеют дрыхнуть только разведчики. Гений сыска тихо вышел из блиндажа.
Еще днем он видел, что пленных генералов замкнули в клетушку, примыкавшую к штабному блиндажу. Соколов сумел узнать, что назавтра их хотят отправить в Петроград. Для осуществления плана у Соколова оставалась лишь одна ночь.
В темноте возле закрытых на замок дверей разглядел постового с ружьем. Постовой удобно развалился на лохматых сучьях упавшей толстенной сосны. Постовой окрикнул:
— Кто идет?
Соколов узнал голос младшего унтера Фрязева. Гений сыска рассмеялся, и его могучий голос раскатился далеко по берегу.
— Фотий, меня судьба словно нарочно сводит с тобой. Расскажи, удачно приземлился прошлый раз, верстовой столб головой не снес?
Фрязев возмущенно засопел, мозги тяжело заворочались в его большеразмерной голове: «Я думал, что Соколова расстреляют как шпиона, а оказалось наоборот: он теперь в фаворе у начальства. Как себя вести с этим наглецом? Опасный тип! Ну да ладно: в первом же бою ему в спину пулю выпущу, никто не догадается, от чьей руки он сдохнет». Смирил неприязнь, равнодушным тоном произнес:
— Проходите мимо, здесь нельзя находиться!
— Смешной ты человек, Фотий. Я поймал генералов, которых ты охраняешь, и я теперь не имею права даже пройти мимо.
— Вот идите своей дорогой!
В голосе Соколова появились металлические нотки.
— Ты, Фотий, опять грубишь мне? — Громко вздохнул. — Почему ты меня так не любишь? Ладно, давай помиримся. Папироску желаешь? Угощайся…
— За папироску спасибо, не откажусь, но только на посту разговаривать по уставу не положено. Вы уж сделайте одолжение, уйдите от греха подальше.
Соколов отозвался:
— Фотий, ты в точку попал: мне пора идти своей дорогой — дальней и трудной. На, бери всю пачку, я все равно не курю, ношу для угощения, — и протянул папиросы.