И тут же с криками и возгласами влетела разноцветная цыганская толпа. Она закружилась в гостиной, под гитарные переборы задорно выкрикивая:
Не будите молоду
Ранним часом поутру.
Горький словно помолодел, морщины на его грубом лице разгладились, глаза смотрели весело, даже озорно. Он с улыбкой слушал цыган, прихлопывая в ладоши и негромко подпевая.
Песенно-плясовая вакханалия продолжалась почти полчаса. Соколов дал цыганам денег, и они, прихлопывая и притопывая, двинулись из гостиничного номера восвояси.
Горький с восхищением произнес:
— Цыгане и итальянцы — самые музыкальные на свете люди. Сколько в них какой-то первобытной непосредственности и прекрасного озорства. Ну, впрочем, и мне пора. — Он поднялся, вполне дружески протянул Соколову руку, прогудел в нос: — Конечно, по-разному мы мыслим. Такое в порядке вещей. Но кто исторически окажется прав? Это покажет время. Спасибо, друзья, за прекрасный ужин. Устал нынче. Пойду в номер и буду долго спать.
Вера Аркадьевна капризно надула губки:
— Алексей Максимович, почему вы нас к себе в Сорренто не зовете? Вы хотя писатель пролетарский, а дворец, говорят, у вас там царский?
— Наветы все, наветы, барышня! Никогда не слушайте речи лукавые. А когда попаду в Сорренто — сам того не ведаю, ибо в мире бушует жестокая война. Теперь же спешу возлечь на ложе. Я ведь приказал никого к себе не впускать, а то ведь и ночью почитательницы могут вломиться. Выпьют вина и про все приличия забудут, голову потеряют. Вот и дежурит у моих дверей гостиничный служка, за порядком наблюдает. До свидания!
Уже лежа в постели и нежно поглаживая громадной теплой ладонью упругие груди Веры Аркадьевны, губами лаская соски, Соколов как бы невзначай спросил:
— Неужели твой муж такой отчаянный, что не боится по фронтам ездить? Или он в тыловых войсках только бывает?
Вера Аркадьевна резво отозвалась:
— А чего бояться? Мой муженек говорил, что, пока дороги не подсохнут, никаких активных военных действий не будет.
Соколов продолжал выпытывать:
— Ты знаешь, где конкретно фон Лауниц будет на фронте?
— Как не знать! Я сказала: поедет в армию к генералу Бом-Ермоли. У мужа в кабинете большая карта военных действий на стене висит, он там красным карандашом и флажками все тщательно отмечает. Когда достал мне швейцарский паспорт, то подвел к карте, ткнул пальцем в Москву, сказал: «Ты вот где будешь, а я недалеко от Карпатских гор…»
— А он место назвал, куда командируется?
— Где штаб Бом-Ермоли? Как же, они за столом раз двадцать его название повторили — на высоком берегу Быстрицы, против городка Богородчаны. Да тебе, милый, зачем это?