Шатуновский уже придумал и заголовок, который ему показался удачным: «Дорожные тайны будущих героев».
Записав очередную ценную мысль, журналист поднял глаза и остолбенел: в нескольких шагах от него горой высился солдат, в котором легко узнавался граф Соколов. Как у охотника сильнее начинает биться сердце при виде крупного зверя, так ловкий борзописец почувствовал острую тему для фельетона. Быстрые мысли закрутились в его курчавой голове:
«Вот это удача! Разжалованный граф едет на передовую. Какой острый сюжет для фельетона: „Взлет и падение русского аристократа“. Шатуновский продвинулся вперед, близоруко прищурился: точно ли, тот ли самый Соколов, который когда-то приходил скандалить в редакцию? И хотя граф был в солдатской шинели, но осанка, властные манеры, красивый раскатистый голос — все это журналиста убедило: да, это тот, кого молва окрестила «гением сыска»!
Словно пчелы улей, железнодорожный состав густо облепили люди в потрепанных, серых, грязных шинелях. В вагоны пускали лишь через одну дверь, возле которой стояли двое патрульных. Они теперь уже тщательней, чем у ворот, просматривали документы и билеты.
Соколов степенно шел вдоль поезда, размышляя: «Кому нужна такая дотошная проверка? Солдаты едут умирать, а их проверяют, словно они с казенными средствами ищут сбежать в Монте-Карло».
Вдруг среди гама и криков послышался отчаянный стук в оконное стекло, потом окно с грохотом опустилось. В его проем высунулось веселое круглое лицо знакомого солдата — Бочкарева. Он орал так, словно с него сдирали кожу:
— Эй, земляк! Ходи сюда. Я тебе место держу. Давай мешок. Сало есть? Кто Богом не забыт, тот всегда бывает сыт.
Соколов направился к толпе, липшей к вагонным ступенькам, встал в очередь. У Шатуновского закралось сомнение: «Нет, это не Соколов! Тот не будет дожидаться, тот — нахал, всех оттолкнет и залезет первым».
Чтобы развеять свои сомнения, он громко позвал:
— Господин Соколов!
Солдат повернул голову, удивился:
— Доблестный Шатуновский? Никак в поход собрался?
Журналист согласился:
— В поход! — Притворно вздохнул. — Но воевать буду не оружием, а всего лишь пером.
Соколов с убийственной иронией отвечал:
— Ваше перо, сударь, страшнее пистолета. И какой фронт осчастливите своим присутствием?
— Юго-Западный, армия Гутора.
— Мы едем общим маршрутом. А я порой читаю ваши ядовитые фельетоны: «Аристократическая плесень», «Сенаторы с большой дороги», «Звездная пыль». Очень боевые фельетоны. К соотечественникам вы беспощадней, чем прокурор к рецидивистам. Прошу! — Соколов вежливо пропустил вперед себя озадаченного журналиста. — Там мой товарищ занял место. И хотя у вас широкий таз — это говорит о мужской недостаточности, — для вас найдем место.