Секретный агент S-25, или Обреченная любовь (Лавров) - страница 59

Шатуновский недоверчиво покрутил головой:

— Это, скажем, как исключение и ваш пример неудачен.

Шлапак продолжал:

— Хорошо, вот другое. Из нашей роты ходили языка брать. Ну, офицера схватили, через реку переволокли его, значит, на наш берег. А тут передовое охранение по нашим же с испугу из пулеметов как шандарахнет. Пяти разведчиков как не было. В живых только двое остались — раненый ефрейтор да австрийский офицер, за которым ходили.

Шатуновский задумчиво проговорил:

— В любом деле огрехи случаются, а война — дело сложное…

Шлапак огрызнулся:

— Огрехи не орехи! Это пока вас не коснулось, легко рассуждать. А как в задницу жареный петух клюнет, так не то заголосите. Или, скажем, в прошлом году на передовую пригнали роту новичков. Немец тут как тут, атакует на нашем фланге. А новеньким ружья не дают, нету, дескать, где-то на железной дороге застряли. Обзаводитесь, мол, сами. Так половину новичков германец и положил. Или, помню, под Варшавой немцы прут, а у нас на каждый артиллерийский расчет по три снаряда: не подвезли! А кто, скажите, за безобразия отвечать будет? Когда в войну ввязывались, об этом подумали?

— Чем так воевать, лучше дома баб своих шлифовать, — буркнул Фрязев.

За оконным стеклом плыли бескрайние и до скуки однообразные зимние просторы. Соколов видел засыпанные снегом поля, церковные купола на взгорке, деревушки с избами под соломой, крытые железом кирпичные дома, ометы соломы, обнажившиеся деревья садов за палисадами, чахлые деревца, бесконечной чередой тянущиеся вдоль железнодорожного полотна, телегу, поставленную на колеса и запряженную одром, терпеливо ждущим на переезде.

Поезд почти без остановок и задержек несся к тому страшному месту, которое называется фронт. Туда, где с необыкновенной легкостью обрывают самое ценное и важное — человеческую жизнь.

Бочкарев заботливо обратился к Соколову:

— Вечереет, однако! Давайте, Аполлинарий Николаевич, уложу вас, отдохните малость. Я здесь, с краю, пока прилягу, а ночь придет — спать валетом будем. Так теплей, ночью в вагоне наверняка собачий холод.

Гений сыска с наслаждением вытянулся на лавке, только сапоги далеко выперли в проход, перегородив его.

Бочкарев пристроился рядом, веселым голосом сообщил:

— Гляньте, как на багажной полке набились, что кильки астраханские в жестяной банке! Ни согнуться, ни разогнуться. И воздуха там нет, в нос одна спираль шибает. А вот у нас на нижней — прохладней, одно наслаждение. Почти как в губернском постоялом дворе: простор и никакой помехи.

Соколов прикрыл веки. Он размышлял: «Сегодня я был не безупречен. На вокзале по оплошности в скандал попал. А это лишь начало. Что ждет меня впереди? Бог весть. Главное — теперь без приключений доеду до своего полка. Это уже хорошо!»