— Никак нет, ваше высокопревосходительство! Это смутьяны подложили, а я счел обязанностью передать начальству.
— Ты читал эти брошюры в одиночестве или вслух? Давал читать другим?
— Так точно, сам читал, для себя! Но ничего не понял. Там мудрено написано. А другим не давал.
Судьи улыбнулись. В душе Фотия шевельнулась робкая надежда. Генерал опять спросил:
— Стало быть, ты агитировал только своего ротного?
Фотий, видя, как судьям нравятся четкие ответы, в том же духе продолжал:
— Никак нет, ваше превосходительство, я не агитировал! Я отнес эту жидовскую мерзость нашему ротному, чтоб разобрался, потому как он есть облеченный властью. Я от начальства имею две лычки, — и, совсем воспрянув духом, бодро, молодецки взглянул на генерала. — Прошу направить меня для борьбы с врагом внешним, потому как я за государя и веру нашу православную жизни не пожалею. Я страсть какой отчаянный: или грудь в крестах, или голова в кустах!
Генерал перекинулся несколькими словами с другими членами суда. Выносить оправдательные приговоры в военном суде не практиковалось. Фотий уловил фразу: «Полковник Снежко любит дрова ломать». Генерал торжественно произнес:
— Тебя, как изменника родины, надо бы приговорить к высшей мере, но, поскольку промашка у тебя вышла впервые и ты жаждешь боевыми делами загладить вину, суд постановил: освободить тебя из-под стражи и отправить в действующую армию.
Фотий не поверил ушам. Его даже не лишили унтер-офицерского звания. Через два дня, оформив необходимые документы, он тащился на Брест-Литовский вокзал.
Вот с этим несуразным человеком столкнула судьба Соколова.
Фотий не унимался. Он опять сказал Факторовичу:
— Эй, как тебя? Я тебе нынче удовольствию сделать желаю.
— То есть?
— Хочешь, чайник проиграю?
— Не желаю! — Факторович, видать, был азартным: его отказ звучал не очень решительно.
— Испугался? Смотри, какой чайник замечательный. На войне — дело необходимое. Давай я за двугривенный поставлю. Задаром совсем. Проиграешь — не жалко, а выиграешь — удовольствие получишь. Чайник почти новый.
— Где вы видите новый чайник? Бок промят!
— Все равно, чайник — первый сорт!
Факторович не знал, что делать. Он подумал, подумал, почесал нос и решил: «Двугривенный продуть не жалко, а вдруг моя возьмет?»
— Играем чайник за гривенник!
За окном давно стемнело. Зажгли толстую свечу, поставив ее в жестяную банку из-под консервов. Фрязев полез куда-то за пазуху, достал засаленную колоду, какими играют в тюрьмах и казармах, перетасовал, держа руки высоко над столом. Протянул колоду, не выпуская из рук: