Факторович очень расстроился, в его голосе звучали слезы.
— Для чего вы говорите мне эти ужасы? Я и без них очень здесь боюсь.
— Но я что-то не припомню, чтобы приглашал, сударь, вас на эту прогулку. Господин Бочкарев, может, вы пригласили?
Факторович застонал:
— Боже, если я еврей, то вам надо издеваться? Да, меня никто не приглашал…
Соколов продолжал веселиться:
— Когда вы увидали, что мы покинули вагон, то ясно поняли: вам не хочется на фронт. Так?
— Разве вы встречали идиота, кому хочется? Вы можете мне не верить, но мне тоже не хочется. Мне вся эта война нужна, как геморрой в правом ухе.
Соколов строго сказал:
— Так-с, этот дезертир примазывается к нам? Господин Бочкарев, что будем делать? Позволим идти с нами или оставим в пищу голодающим зверям Смоленской губернии?
Бочкарев добродушно рассмеялся:
— Давайте до утра оставим, а там пустим на все четыре стороны!
Соколов согласился:
— Хотя это вольнодумство и укрывательство преступника — статья сто семьдесят три Уголовного уложения, но вы меня уговорили, пусть пока живет рядом с нами, — и уже деловито предложил: — Надо поскорее уходить от железной дороги, боюсь, что есть добрые люди из жандармерии, которые мечтают о встрече с нами. Топаем вперед до хибарки какого-нибудь лесника или хотя бы до ближайшей тропинки и свернем на нее.
Бочкарев согласился:
— Это оно конечно! Куда-нибудь приведет, раз тропинка…
Соколов расхохотался, и снова звук его голоса далеко прокатился по безмолвному пространству.
— К медвежьей берлоге! Ты, Семен, умеешь взять медведя без ружья?
— Ну, ежели вилами да с двух сторон… — мечтательно произнес Бочкарев.
— А почему тогда не прихватили с собой вилы? Безобразие! Другой раз чтобы вилы были непременно. Думаю, не пропадем, если не замерзнем. Ишь, ветерок резвый задувает.
Факторович заметил:
— Это к перемене погоды!
— Да, нам теперь только метели не хватало. Хорошо, что ветер в спину дует, несет, как на парусах. Не отставать, дезертиры!
Соколов зашагал, попадая шагом через шпалу.
Ему в затылок семенили, короткими ножками наступая на каждую шпалу, Факторович и Бочкарев. Вскоре Факторович стал жаловаться:
— Кому пришла в голову глупая мысль, так неудобно расположить шпалы? По ним совершенно неудобно ходить. Не дожить мне до радости, если я еще хоть один раз пойду по шпалам!
Бочкарев рассмеялся:
— Не скажи, Факторович! К своей Риве не пошел бы — пополз по шпалам.
— Ах, моя Ривочка, почему я тебе изменил в Ницце? — Голос стал мечтательным. — Случился мой позор в десятом году. Боже мой, уж сколько лет совесть терзает меня.