Воцарилась могильная тишина. До остановившегося поезда было саженей двести.
Соколов спрятался за нанесенный сугроб снега и замер.
Недолго постояв, паровоз дал длинный гудок отправления. Вновь лязгнули тарелки буферов. Поезд, шипя паром и набирая скорость, вновь трудолюбиво потащил состав.
Над головой раскинулась глубокая таинственная небесная провальность, усыпанная крошечными хрусталиками звезд. Душа Соколова на мгновение замерла, словно перед прыжком с высоты, а потом восхитилась этим величием непонятной беспредельности.
Из этого восторженного и совершенно в данном случае неуместного состояния сыщика вывело чье-то сопение. Мелькнула мысль: «Медведь-шатун?» Только тут, к некоторому удивлению, сыщик заметил, что в этой снежной пустыни он не один. Шагах в тридцати впереди на белом снегу копошилось, пытаясь выбраться из глубокого сугроба, какое-то живое существо. При ближайшем рассмотрении существо оказалось рядовым Семеном Бочкаревым.
Когда, преодолев глубокие снега, они встретились, Соколов строго спросил:
— Ты, раб Божий, что путаешься у меня под ногами?
Бочкарев, счастливый, что не сломал себе кости и что стоит рядом с Соколовым, бодро отвечал:
— Как же я оставлю вас без присмотра? Вот вы один, в лесу…
— Ну и что? Я, может быть, вышел подышать свежим воздухом. Я люблю одинокие ночные прогулки в смоленских лесах. Тебя, нахала, с собой не приглашал.
Бочкарев рассмеялся:
— Теперь можно признаться. Я в российской разведке получил приказ негласно сопровождать вас, быть чем-то вроде вашего денщика. — (Это был сюрприз, который приготовил Нестеров.) Вдруг Бочкарев насторожился, показал рукой в направлении, где совсем недавно останавливался поезд, сдавленным полушепотом сказал: — Гляньте, Аполлинарий Николаевич, кто-то живой…
Соколов при лунном свете разглядел: едва различимая человеческая фигурка вскарабкалась на насыпь рельсового пути и двинулась навстречу беглецам.
Бочкарев перекрестился:
— Господи, кого несет сюда? Что делать будем?
— Отпразднуем встречу!
Соколов разглядел, что движущаяся фигурка одета в длиннополую шинель. Еще через минуту-другую он так расхохотался, что, казалось, дрогнули верхушки вековых сосен:
— Боже мой, какая радость! Военный поезд, набитый живой силой, останавливается среди ночи лишь для того, чтобы высадить надежную опору империи Лейбу Факторовича. Шалом, славный сын избранного народа!
— Почтение и вам, господа! А я уже боялся, что вы ушли и мне придется до самого утра одному ходить в этой кромешной темноте.
— Нет, сын Давидов, до утра вы ходить не будете. Уверен, что эти живописные окрестности кишат голодными хищниками — волками, как номер провинциальной гостиницы клопами. И если у вас нет с собой хотя бы ружья, а лучше пулемета, то скоро проголодавшиеся зверушки с аппетитом скушают вас.