И лишь иногда в жизни Пауля Штайнера случаются странные вечера – такие, как сегодняшний. Вечера, когда он становится совсем другим Паулем Штайнером, тем Паулем Штайнером, которого знает Франк Шенкенфельдер и кучка других клиентов, из тех, кто привык считать Картье и Ролекс скучными дешевками, «потому что они есть у всех». Тем Паулем Штайнером, который хранит в своей голове темные и не очень секреты крупнейших корпораций и политических кланов. Тем, кто с легкостью способен найти ответ на самый сложный вопрос и решить самую сложную задачу. За совершенно нескромную плату, конечно.
Вот только он сам никогда об этих вечерах не вспоминает. Не потому, что они ему не нравятся. Просто Пауль Штайнер ничего о них не помнит. Просто иногда некоторые часы его жизни полностью выпадают из его памяти. И это его очень беспокоит, поскольку он начинает подозревать приближение болезни Альцгеймера. Он даже ходил проверяться, сдавал анализы – ничего плохого не нашлось, но он всё равно переживает. Еще больше его беспокоит то, что после таких вечеров, о которых он ничего не помнит, он обнаруживает у себя в квартире, или в кармане одежды, или просто в выписке банковского счета неизвестные ему деньги. Суммы, значительно меньшие, чем платят промышленному шпиону Паулю Штайнеру его клиенты, но значительно большие, чем получает профессор истории Пауль Штайнер за свои лекции. Бедный профессор всерьез обеспокоен – не совершает ли он в моменты забытья чего-либо такого, что может нанести непоправимый вред его безупречной и оттого чрезвычайно скучной репутации.
Августинерштрассе переходит в Йозефплатц, а затем в Рейтщульгассе. Она же мимо галереи Сталлбург XVI века и сувенирных магазинчиков с футболками с надписями типа «В Австрии нет кенгуру» приводит меня на Михаэлерплатц, удивительным образом объединившую древность римских развалин, превращенных тут в музей под открытым небом, с барочной помпезностью расцвета Империи – императорским дворцом Хофбург, украшенным парными классическими колоннами и мощными статуями на сюжеты античных мифов. И, несмотря на некоторую перегруженность украшениями, характерную, впрочем, для всей архитектуры барокко, именно в Вене это смотрится к месту. Всё-таки это город красоты, роскоши, шика и тортиков. Вот всё это примерно и отражено в действительно величественном Хофбурге, равно как, пусть и в чуть меньшей мере, в другом императорском дворце – Шёнбрунне.
Потихоньку начинает темнеть, и я вдоль стены дворца прохожу по Щофлергассе к Народному саду, тем самым практически завершая круг – вот она, Итальянская церковь, справа за домами.