- Старшему сыну отца? - удивленно переспросила Хильда. - Первый раз слышу, чтобы так называли старшего брата.
По лицу Ларса прокатилась едва заметная судорога. Видимо, оно пыталось неприязненно скривиться, но он сумел удержаться.
- Найт - сын от первого брака отца, братьями в полном смысле этого слова мы никогда не были.
Сказав это, Ларс, судя по всему, потерял аппетит, потому что внезапно встал, сдержанно со всеми попрощался, отлевитировал поднос с едва начатым завтраком к стойкам для грязной посуды и быстро ушел.
Вслед за ним ушел и Дин. Меньше минуты спустя Валери тоже пробормотала, что ей пора. В итоге Хильда осталась наедине с Петром. Выглядел он при этом не очень довольным: очевидно, она помешала какому-то важному для него разговору.
- Что ты на меня так смотришь? - с вызовом поинтересовался он.
Его вопрос заставил Хильду очнуться от скачущих в голове разрозненных мыслей: она и не заметила, что все это время сверлила его взглядом.
- Петр, что ты задумал? - спросила она напрямик. - Я печенкой чую, что ты что-то задумал.
На его губах появилась самодовольная ухмылка.
- Скоро узнаешь, Сатин. Все узнают. Это будет лучшая итоговая работа для кандидата в следователи. Меня вполне могут зачислить в Легион досрочно.
С этими словами он поднял поднос и тоже покинул столик.
Хильда посмотрела на свои тарелки, бросила взгляд на часы и невозмутимо принялась за завтрак. Полноценный завтрак, как и другие приемы пищи, был ей необходимы, если она хотела, чтобы мышцы хотя бы немного росли. Поэтому она ела независимо от наличия аппетита, который после разговора окончательно пропал.
Тем не менее она осилила практически все, что набрала, а потом поторопилась на лекцию по Теории создания артефактов. И словно в насмешку в этот раз профессор рассказывал им о создании подслушивающего артефакта.
Несмотря на то, что шла уже вторая неделя сентября, на побережье погода оставалась почти летней. На пике дня яркое жаркое солнце прогревало песок на пляже пусть и не до раскаленного, но до вполне обжигающего состояния. Еще теплая вода залива так и манила окунуться, и лишь прохладный и порой чересчур резкий ветер напоминал о приближении более прохладной поры.
Последние месяцы Тара Фарлаг предпочитала не обращаться в русалку, но на берегу проводила немало времени. Надев светлую широкополую шляпу, под которой прятала от солнца лицо, она гуляла по мокрому песку у самой кромки воды, позволяя игривой волне время от времени обнимать босые ступни. Она набирала полную грудь солоноватого воздуха, иногда останавливалась, все-таки поднимала лицо к солнцу, закрывала глаза и прислушивалась к ленивому плеску и усыпляющему шороху морской воды, пытаясь уловить отголоски песни океана, какой она слышала ее, становясь русалкой. Но ее человеческому уху та песня была недоступна, и она скучала по ней каждый день, каждую минуту своей жизни.