C юридической точки зрения он был совершенно прав – действительно, налицо была недвусмысленно выраженная королевская воля, так что никаких заговоров герцог, собственно, не плел. Поворчав, судьи все же обвинение в государственной измене сняли. Однако выпускать Нортумберленда живым они не собирались. И пошли со своих козырей, заявив: «Закон о престоле», конечно, подлинный, в этом никто не сомневается, но «Акт о престолонаследии» «главнее», потому что утвержден парламентом – а «Закон» не утвержден. И Нортумберленду с его опытом государственного деятеля следовало это знать и выполнять тот закон, который законнее. И, чуть поразмыслив, приговорили Нортумберленда к смертной казни как «предателя» – была в английской юриспруденции и такая формулировка, под которую очень многое можно было подвести… Удобная такая формулировка. Можно сказать, универсальная.
Вот тут Нортумберленд окончательно расклеился. Упал на колени перед епископом Гардинером и стал слезно молить: пусть у него отберут все на свете, пусть заставят жить хоть в мышиной норе – но пусть оставят жизнь. Гардинер холодно ответил, что он тут в одиночку ничего не решает и, коли уж суд коллективно и единогласно вынес приговор, так тому и быть.
(Я не могу отделаться от впечатления, что в глубине души Нортумберленд не верил ни в бога, ни в черта – так боятся смерти только атеисты. Если он был все же верующим – цеплялся так за жизнь оттого, что всерьез подозревал, куда попадет после смерти за все свои художества. Мне очень хочется верить, что именно туда он, сволочь, и попал…)
Приговор уступал зверством процедуре казни за государственную измену, но все же не отличался голубиной кротостью. Нортумберленда следовало повесить (до смерти), вырвать у мертвого сердце и бросить «предателю» в лицо, а труп четвертовать. Мария приговор не утвердила, предписав простое отсечение головы.
Казнили Нортумберленда публично, при большом стечении народа, на Тауэр-Хилл, Тауэрском холме за пределами Тауэра, обычном месте казней того времени. Уже взойдя на эшафот, Нортумберленд выкинул неожиданный финт, закричал в толпу: он ни в чем не виноват, поскольку стал жертвой неких не названных герцогом по именам «подстрекателей». А что до религии – он, Нортумберленд, всю жизнь был тайным католиком, в чем боялся признаться вслух при прежнем зверском протестантском режиме. Но теперь, перед лицом смерти, он открывает свою истинную веру и призывает всех присутствующих перейти в католичество.
Совершенно непонятно (не только мне, но всем, кто до меня об этом писал), чего Нортумберленд рассчитывал этой выходкой добиться. Разве что высказываются предположения, что он надеялся таким путем получить помилование. Если так, просчитался. Никто и не озаботился сообщить королеве о заявлении Нортумберленда – его просто попросили без особой вежливости заткнуться и не задерживать палача…