В этом вопросе знать сомкнулась прямо-таки македонской фалангой, так что даже волевой Марии пришлось отступиться – она была умная и прекрасно поняла, что с таким количеством такой оппозиции бороться бессмысленно, потому что ни малейших шансов на победу нет…
А вот в простом народе сопротивление восстановлению католицизма стало принимать широкий размах. Причина отнюдь не в протестантах, хотя именно они представляли главную опасность. Протестанты всех толков (исключая разве что квакеров) никогда не отличались голубиным нравом и в жестокости ничуть не уступали католикам, а то и превосходили их (о чем подробнее чуть позже). Религиозные диспуты они предпочитали вести отнюдь не чинными парламентскими методами. Вот и теперь показали себя во всей красе: в одном графстве сожгли католическую церковь, правда, пустую и ночью, зато в другом церковь подожгли средь бела дня, во время мессы, когда она была полна прихожан. Слуга дворянина-протестанта, услышав, как какой-то горожанин хвалил мессу, отреагировал жестко и незатейливо: выхватил кинжал и дважды ударил католика, чтобы не болтал, чего не следует. Архиепископ Гардинер, со всем пылом осуществлявший Контрреформу, носил под сутаной кольчугу, а ночью его стерегла сотня телохранителей – и это, учитывая настроения лондонцев, было вовсе не напрасной мерой предосторожности. Потому что дошло до того, что кто-то даже ухитрился забросить ночью в окно королевской спальни дохлую собаку с веревкой на шее, с отрезанными ушами и запиской, гласившей, что всех католических священников Англии следует повесить, как этого паршивого пса…
Беда и главная сложность была в другом – не в протестантах, а в прихожанах англиканской церкви. Выросло целое поколение, с детских лет привыкшее к англиканской церкви – к Библии и молитвенникам на английском, к богослужениям на английском, а что такое месса, они совершенно не представляли. И теперь совершенно искренне не понимали, почему их заставляют слушать эту непонятную мессу, почему богослужение теперь будет идти на непонятной им латыни, и на ней же будут Библия и молитвенники. Да к тому же многие, плохо знавшие даже недавнюю историю, столь же искренне полагали, что католицизм – какой-то зловещий заговор иностранцев против англичан. Вот они и протестовали. Сначала казни сожжением были крайне редки, но потом получился заколдованный круг: чем сильнее крепло сопротивление, тем больше вспыхивало костров – а чем больше вспыхивало костров, тем сильнее крепло сопротивление…
Из Англии хлынула волна религиозной эмиграции – в первую очередь протестантов. Кстати, негласно поощрявшаяся властями: по приказу Марии (в который раз повторяю, отнюдь не жестокой) самых одиозных и опасных протестантских лидеров, боровшихся против Контрреформации, ненадолго арестовывали (этакий мягкий намек), а потом выпускали и ничуть не препятствовали бежать из Англии. Другим, не заморачиваясь хлопотами, по первой просьбе выдавали официальные документы на выезд (некое подобие заграничных паспортов существовало уже в те времена). Так покинули королевство не принявшие возврата к католицизму епископы Пон и Бейл, видный протестантский проповедник шотландец Джон Нокс по прозвищу Неистовый Джон, будущий автор капитального «Труда о религиозных преследованиях в Англии» Джон Фокс, чья книга и сегодня ценна для историков.