Были дары и у Хирона – посох для прогулок по горам, новый поясной нож. Наконец я вручил Ахиллу фигурку. Он внимательно оглядел ее, поглаживая пальцами метинки, оставшиеся от ножа.
– Это ты, – сказал я, глупо улыбаясь.
Он вскинул голову, в его глазах плескалась чистейшая радость.
– Знаю, – ответил он.
Как-то вечером, вскоре после этого, мы засиделись у догорающего костра. Ахилла не было почти весь день – приходила Фетида, и он пробыл с ней дольше обычного. Теперь он играл на лире моей матери. Музыка была тихой и ясной, как звезды у нас над головами.
Сидевший рядом со мной Хирон зевнул, устроился поудобнее на сложенных ногах. Звуки лиры тотчас же смолкли, в темноте раздался звонкий голос Ахилла:
– Ты хочешь спать, Хирон?
– Да.
– Тогда мы оставим тебя, отдыхай.
Обычно он не уходил так быстро, да и не решал за меня, но я и сам устал и поэтому не стал возражать. Он пожелал Хирону доброй ночи и ушел в пещеру. Я потянулся, наслаждаясь последними мгновениями у костра, и пошел вслед за ним.
Ахилл уже умылся в источнике – лицо у него было влажное – и улегся. Я умылся тоже, смочил холодной водой лоб.
Он сказал:
– Ты так и не спросил меня о матери.
Я спросил:
– Как она?
– У нее все хорошо.
Так он всегда отвечал. Потому-то я и не всегда спрашивал.
– Хорошо.
Я поплескал в лицо водой, чтобы смыть мыло. Мы делали его из оливкового масла, и оно слегка им пахло – густой, масляный аромат.
Ахилл заговорил снова:
– Она говорит, что не может нас здесь видеть.
Я даже не думал, что он продолжит разговор.
– Ммм?
– Она не может нас здесь видеть. На Пелионе.
Что-то прозвучало в его голосе, какое-то напряжение. Я обернулся к нему:
– Как это?
Он разглядывал потолок.
– Она говорит… Я спросил, следит ли она за нами. – Голос у него зазвенел. – Она говорит, что нет.
Наступила тишина. Слышно было только, как медленно утекает вода.
– А-а, – сказал я.
– Я хотел тебе рассказать. Потому что… – Он помолчал. – Я думал, ты захочешь об этом узнать. Она… – Он снова замялся. – Ей не понравилось, что я об этом спросил.
– Ей не понравилось, – повторил я.
У меня все закружилось перед глазами, в голове я все прокручивал и прокручивал его слова. Она не может нас видеть. Я понял, что так и стою, замерев, над чашей с водой, вскинув к подбородку полотенце. Усилием воли я положил его на место, шагнул к постели. Во мне росло что-то дикое, надежда и ужас.
Я откинул покрывало, улегся на шкуры, уже согретые его телом. Он по-прежнему разглядывал потолок.
– А тебя… ее ответ обрадовал? – наконец спросил я.
– Да, – ответил он.
Так мы лежали какое-то время, в этой живой, напряженной тишине. Обычно мы рассказывали друг другу на ночь разные истории, перешучивались. Потолок был разрисован звездами, и, устав от разговоров, мы показывали их друг другу. «Орион, – говорил я, следя за движениями его руки. – Плеяды».