– Скажи, где он, – попросил я.
Он не двигался. Я слышал приглушенное биение его сердца. Я и не думал, что просительство требует такой близости, что мы окажемся так тесно прижаты друг к другу. Его ребра впивались мне в щеку, кожа у него на ногах была мягкой, истончившейся от старости.
– Не знаю, – ответил он, и слова эхом разлетелись по комнате, потревожив стражников.
Я чувствовал, как они буравят взглядами мою спину. Просители во Фтии были редкостью, для такой отчаянной меры Пелей был слишком добрым царем.
Я дернул его за подбородок, притянул его лицо к своему. Он не сопротивлялся.
– Не верю, – сказал я.
Прошло несколько мгновений.
– Оставьте нас, – повелел он стражникам.
Потоптавшись на месте, они все-таки удалились. Мы остались наедине.
Он склонился к моему уху. Прошептал:
– Скирос.
Земля, остров. Ахилл.
Когда я встал, колени у меня ныли так, будто я простоял на них вечность. Я не знаю, сколько времени прошло там, в той длинной зале фтийских царей. Теперь наши глаза были на одном уровне, но он отводил взгляд. Он ответил мне, потому что был человеком благочестивым, потому что я был просителем, потому что того требовали боги. Иначе он бы этого не сделал. Воздух потускнел, в нем повисло что-то тяжелое, вроде гнева.
– Мне понадобится золото, – сказал я ему.
Не знаю, откуда взялись эти слова. Я никогда ни с кем так не говорил. Но теперь мне было нечего терять.
– Спроси Феникса. Он тебе даст.
Я еле заметно кивнул. Надо было поступить совсем иначе. Надо было снова преклонить колени, поблагодарить его, потереться лбом о дорогой коврик. Но ничего этого я не сделал. Пелей подошел к распахнутому окну; море пряталось за изгибом стены, но мы оба его слышали – далекое шипение трущихся о песок волн.
– Можешь идти, – сказал он мне.
Думаю, он хотел сказать это холодно, пренебрежительно, как недовольный царь – своему подданному. Но я в его голосе слышал только усталость.
Я еще раз кивнул и вышел.
Золота, что дал мне Феникс, хватило бы на то, чтобы дважды довезти меня до Скироса и обратно. Капитан вытаращил глаза, когда я протянул ему монеты. Он впился в них взглядом, взвешивая, прикидывая, что сможет на них купить.
– Возьмешь меня?
Мое нетерпение пришлось ему не по душе. Ему не нравилось, когда люди так отчаянно стремились попасть на корабль; за спешкой и щедростью, как правило, таилось какое-нибудь преступление. Но в конце концов золото взяло верх. Он неохотно буркнул что-то в знак согласия и указал мне место на борту.
Прежде я не выходил в море и теперь дивился тому, как медленно мы плыли. Корабль – пузатое торговое судно – лениво обходил острова, торгуя с более уединенными царствами овечьей шерстью, маслом и сделанной на большой земле резной мебелью. Каждый вечер мы причаливали в каком-нибудь новом порту, чтобы пополнить запасы пресной воды и разгрузить трюмы. Днем я стоял на носу корабля, глядя, как его просмоленный каркас взрезает волны, и дожидаясь, когда впереди покажется земля. В других обстоятельствах меня бы все это заворожило: названия разных частей корабля – фал, мачта, корма; цвет воды, продирающий начисто запах ветра. Но теперь я почти ничего не замечал. Я думал только о подманивавшем меня островке и о светловолосом юноше, которого я надеялся там отыскать.