Гавань Скироса была до того мала, что я увидел ее, только когда мы обогнули южный край этого скалистого острова и почти причалили. Наш корабль с трудом втиснулся промеж двух береговых выступов: моряки, перегнувшись через борта, затаив дыхание, следили за проплывающими мимо валунами. Но в самой гавани воды были спокойными, и гребцам пришлось приналечь на весла. В узкой гавани было не развернуться, я сочувствовал капитану, которому еще придется отсюда выплывать.
– Приплыли, – угрюмо сообщил он мне.
Я уже стоял на сходнях.
Передо мной возвышался утес. Вырезанные в камне ступени, извиваясь, вели ко дворцу, по ним я и поднялся. Наверху оказались низкорослые деревца, козы – и сам дворец, маленький и невзрачный, выстроенный наполовину из камня, а наполовину из дерева. Не будь он единственной постройкой в округе, я бы и не подумал, что это царское жилье. Я вошел во дворец.
Общая зала была узкой, темной, в воздухе стоял застарелый запах еды. В дальнем конце возвышались два пустых трона. Несколько стражников бездельничали за столами, играли в кости. Они поглядели на меня.
– Ну, чего? – спросил один.
– Мне надобно увидеть царя Ликомеда, – ответил я.
Я вздернул подбородок, чтобы меня приняли за важную персону. Я надел самый красивый хитон, какой только смог отыскать, – прежде его носил Ахилл.
– Я схожу, – сказал один стражник другим.
Он с грохотом бросил на стол кости и, шаркая, вышел из залы. Пелей бы не потерпел такой непочтительности; он хорошо относился к своим людям, но и взамен ожидал от них многого. Все в помещении казалось серым, ветхим.
Стражник вернулся.
– Идем, – сказал он.
Я пошел за ним, сердце у меня забилось быстрее. Я уже давно обдумывал, что скажу. Я подготовился.
– Сюда.
Он указал на распахнутую дверь, затем развернулся и пошел обратно – играть в кости.
Я переступил порог. В комнате, подле чадящего очага, сидела молодая женщина.
– Я Деидамия, царская дочь, – объявила она.
Говорила она звонко и громко, почти по-детски – очень неожиданно, после унылого коридора. У нее был вздернутый нос и заостренное, лисье личико. Она была хорошенькой и знала об этом.
Я вспомнил о вежливости, поклонился.
– Я странник и пришел просить твоего отца о милости.
– Отчего же ты не попросишь милости у меня?
Она улыбнулась, наклонила голову. Она была удивительно маленькой – мне, наверное, и до груди не достанет.
– Мой отец стар, ему нездоровится. Можешь обратиться с прошением ко мне, и я тебе отвечу.
Она приняла царственную позу, старательно усевшись так, чтобы ее обрамлял падавший из окна свет.
– Я ищу своего друга.