— Пётр, а ты что, не будешь подрубать парочку деревьев? — поинтересовался Саша, когда Увельский аккуратно присел рядом с ним.
— Зачем это?
— Ну, чтоб не дать телегам проезда. Вдруг они, бандиты, на них ускачут.
— Лишнее это. Во-первых, стук топора насторожит татей. Во-вторых, опосля, нам придётся терять время, освобождая дорогу для себя. Да и по такой дороге, гружёная телега, быстро не поедет. Как я помню, вы говорили, что мы не должны оставлять здесь следов своего присутствия.
— Возможно, ты прав. Ну, тогда будем ждать.
— Вот и добре. И ещё, Александр Юрьевич, в этой схватке, ни я, ни вы не участвуем. Наши люди сами справятся.
— Да-а-а. У меня создаётся такое впечатление, что дорожный разбой, для вас весьма привычное дело.
— Не правда ваша, барин. Нас старый хозяин гонял, чтоб мы, в случае захвата наших земель недругом, партизанили и не более того. Как этот… ну кто щипал тылы Боонапарту. Ну как его? Э-э…
— Давыдов.
— Во-во. Он самый. Как старый барин говорил, умнейший тот был гусар. И воевать мог, и по бабам великий ходок, и чудные песни слагал…
Вот так, за тихим разговором время ожидания и прошло. Выставленная засада сработала без участия графа. И вопреки его опасениям, нападение прошло без сучка и без задоринки. Только на сей раз, не прозвучало никакого разбойничьего посвиста. О том, что на дороге идёт смертельное сражение оповещали, чьи-то гневные крики, звон железа, стоны, и в скором времени всё стихло.
То, что эта скоротечная стычка прошла без участия Петра и графа, вовсе не означало что они спокойно, флегматично просидели всё это время на некотором удалении. Десятник, усиленно прислушиваясь к звукам сражения, нервно кусал свою нижнюю губу, и старательно вглядывался в густые заросли подлеска. Только все его усилия были тщетными, разглядеть хоть что либо, было не возможно. Пётр успел неоднократно проклясть себя за глупое решение уйти вместе с барином, подальше от места предстоящей схватки, за что и расплачивался, мучимый неведением того, что неподалёку происходило. Нелегче было и Александру, его с новой силой глодали глупые мысли по поводу его отношения к аборигенам, находящимся в его власти.
— Александр Юрьевич, мы всё. — Как только всё утихло, со стороны дороги послышался чей-то негромкий зов. — Тут это, мы всех татей, значится, упокоили.
— Идём. Молодцы, орлы.
— Ага. Рады стараться, значит-ся.
Воспользовавшись услужливо протянутой рукой Петра, который умудрился подняться с земли намного быстрее, Александр еле сдерживая шаг, снова оказался на рукотворной дорожной насыпи. Только на сей раз, на ней находились две гружёные доверху телеги, в каждую из которых, были запряжены по паре замученных голодной жизнью кобылок. Напоминанием того, что они остановились не просто так, для отдыха, возле каждого испуганного животного стоял гайдук, что-то тихо говоривший животине на ухо. Ну а возле телег, находились тела четырёх караванщиков. Нет, не правда. Татей было трое, и они лежали в дорожной пыли, а вот четвёртым был гайдук с рубленной раной груди. В данный момент, его телом занималась троица хмурых бойцов, они аккуратно укладывали погибшего товарища на наименее загруженной подводе.