Стемнело. В обоих лагерях, как Русском, так и Турецком, зажгли многочисленные костры и выставили охранные посты. С Российской стороны, в них выделили только инвалидов[38], не доверив такое ответственное дело неопытным бойцам. Что не сильно-то облегчило последним ночёвку. За исключением такой "маленькой детальки", солдатики спали короткими урывками, в основном сидели и задумчиво поглядывали на многочисленные огоньки костров противника. Не миновала, сея "чаша" и Юрьева, так что он прибывал в полной уверенности, что за всю ночь, так и не сомкнул глаз. Нужно было видеть, с какой завистью он поглядывал на тех, кто, кратковременно погрузившись в объятья Морфея, начинал негромко посапывать. Затем, Сеня вновь погружался в воспоминания о матушке, отце, сестрицах и обоих младших братьях. Далее, его мысли перескочили на вечерние посиделки, на которых, девчата почему-то не обращали на него внимание. Вспомнились хвастливые рассказы рыжего Михайлы, о его многочисленных любовных похождениях. Здесь, тоска резанула с новой силой, так как солдатик, не то, что не познал ни единой женщины, он ни разу не поцеловался, ни с одной девчонкой. На этих мыслях, парнишку и сморил очередной урывчатый отрезок сна.
Ещё до рассвета, точнее, когда восток начал только светлеть, объявили подъём и завтрак, на который давали какой-то фруктовый взвар и кусок чёрствого сухаря, настолько пересохший, что пришлось размачивать в ещё горячем напитке, иначе была опасность сломать об него зубы. И только бойцы справились с приёмом этой немудрёной пищи, как из-за горизонта выглянул краешек утреннего солнца, и было объявлено общее построение. Вновь, короткая, на взгляд постороннего человека, бессмысленная суета, во время которой ротные шеренги заняли свои места, те, которые были определены им ещё вчера. Противник проделал те же эволюции — зеркально.
Снова всё застыло. И лишь суетились у своих длинноствольных орудий пушкари, забивая в стволы пыжи и закатывая в них ядра — с обеих сторон. Первыми грянули пушки противника. Их позиции затянулись густыми, непроглядными клубами дыма. Сеня увидел как из одного из участков этого облака, вылетела чёрная точка ядра. Она, визуально, немного увеличившись в размере, упала на землю, прямо перед ним, с недолётом. Взметнулся небольшой фонтан земли и круглый снаряд, подскочив как мячик, перелетел солдатский строй, так и не причинив ему вреда. Так повезло не всем. Слева и справа, послышались испуганные вскрики. И тут же зазвучали команды: "Сомкнуть строй!… Держать равнение!… Давай, держитесь братцы…". Всё это заглушил ответный залп русской артиллерии. И вновь Семён смог увидеть, как ядра, пробили просеки в рядах наступающего турецкого войска. Долго наблюдать за артиллерийской перестрелкой, своими пусть не многочисленными, но для непривычного к этому взгляда кровавыми результатами, вызывавшими душевную оторопь, не довилось. Прозвучали новые команды: "Ровня-а-айсь! Сми-и-ирно! Вперё-о-од, шаго-о-м, марш!" — Вбитое в подсознание выполнение команд, выгнало из солдатских голов все лишние мысли, страхи, переживания, и, слыша голоса командиров, отчитывавших ритм шага, дублирующих удары барабана, роты пошли на сближение с войском неприятеля. Шаг левой ногой, шаг правой, чувство локтя идущего рядом товарища. Вот и неглубокая, полоса, оставленная отскочившим от земли, и поэтому, пролетевшим над солдатскими головами орудийным снарядом. Сеня за малым из-за неё не оступился, но устоял, не сильно вывалился из строя. Противник вновь выстрелил из пушек. Справа, что-то с неприятным шелестом пролетело, с мерзким чавканьем врезавшись в чьё-то тело и одним единственным, недолгим воплем боли. Правда, идущий с той стороны солдат не пострадал, но чувствовалась, что произошла эта трагедия где-то рядом. Как и ожидалось, прозвучали команды на восстановление строя — не останавливаясь. Вот и строй турецких воинов, их ряды замерли почти рядом — весьма близко. Почти сразу, слышится многоголосое, единое приказание: "Сто-о-ой!" — Прекрасно различима и чужеземная речь, звучащая впереди.