Сегодня, Лиза вновь проснулась от того, что ей вполне реалистично приснилось будто её сын плачет как-то горестно, тоскливо и самое страшное, делает это слишком долго. Она встрепенулась, резко присела на кровати и, непонимающе посмотрела в слабоосвещённый первыми лучами солнца угол, где стояла заранее сделанная мастерами её мужа весьма удобная детская кроватка. В спальне же, было тихо и спокойно. Запелёнатый в тёплое одеяльце сын, мирно спал, чему то улыбаясь во сне. Рядом с его колыбелькой, стояла простенькая, односпальная кровать, на которой сидела взлохмаченная, в сбившимся набок чепце; также резко пробудившаяся, сонная Авдотья — кормилица. Её белая ночная рубаха, не скрывала её дородных форм, и была слегка подмочена постепенно истекающим из грудей молоком. Эта молодая холопка, родила свою дочь в один день с барыней и к её огромной радости, сразу же была взята в хозяйский дом. Причиной этого решения было то, что намеченная кормилица, ещё не разродилась. Вот и пришлось спешно решать проблему. Холопка, из прачек была счастлива от такой перемены в её судьбе, да и муж не был обижен, с углежогов, был пристроен к более приличным и чистым делам, по усадьбе. Девочка кормилицы, так же тихо спала, по другую сторону небольшой кровати своей матери, и как у нежданно появившегося молочного брата, одна из хитроумных стенок её колыбели была опущена.
"Барыня, чо случилось? Дети проснулись?" — встревоженно прошептала кормилица, пребывая в полусонном состоянии.
"Нет Авдотья, всё в полном порядке. Просто мне вновь приснилось что мой сынок горько плачет". - суетливо перекрестившись ответила Елизавета.
"Не матушка, всё хорошо. Я недавно вашего сыночка покормила, перемотала в сухое. Вон, спит наш малыш, аки маленький ангел. Да и силёнок он уже поднабрался. Ноне, так жадно и с такой силой мою дидьку сосал. Сразу видно, что хозяин, богатырь растёт. Так что не переживайте вы так, я за ними хорошо присматриваю".
Дети спали с графиней в одной спальне по её личному приказу, не смотря на возражения матери и свекрови. Они ей говорили, вкрадчиво вразумляли, что желательно, то есть правильно, поселить кормилицу с младенцами в соседнюю комнату. Но, Лиза, разумом с ними соглашаясь, не могла себя заставить так поступить. Ей всё казалось что если она не будет видеть сына постоянно, то есть позволит его куда-либо унести, то он не выживет. Уж слишком он был мал, слаб и выглядел как сморщенный от тяжести прожитых лет древний старичок. И что по этому поводу подумают окружающие её люди, ей было всё равно. Но в эти дни, юную мать беспокоило не только здоровье её первенца, но и супруга. Именно поэтому, неспешно встав, и не обуваясь пройдя в красный угол, молодая женщина упала перед иконою на колени и стала молиться, моля о скорейшем исцелении своего раненного мужа. Она услышала, как то же самое проделала и Авдотья, но так и не прервала своей молитвы, не обернулась и не запнулась. Особо было горько и обидно от того, что она не могла даже увидеть своего мужа. А причиной этому был не только маленький ребёнок, от которого она боялась отойти хоть на минуту, но и запрет врача, на посещения Александра. По словам доктора, тяжело раненного пациента, которого нельзя беспокоить. Единственное, что было ей доступно, так это получение ежедневных рассказов о процессе Сашиного выздоровления, пересказываемых по несколько раз гайдуками, которые каждое утро ездили в столицу и, тоже общались только с медиками. Женщина молилась, а по её щекам, от осознания своего бессилия, текли горькие слёзы…