Вихри враждебные веют над нами,
Тёмные силы нас злобно гнетут.
В бой роковой мы вступили с врагами,
Нас ещё судьбы безвестные ждут.
Но мы подымем гордо и смело
Знамя борьбы за великое дело,
Знамя великой борьбы всех народов
За лучший мир, за святую свободу.
На бой кровавый,
Святой и правый
Марш, марш вперёд,
Саша шёл по центральному проходу намереваясь как можно быстрее оказаться у ступеней ведущих на сцену. А в зрительском зале, были слышны только слова его песни, да дробный топот ног сопровождавших его бойцов. Правда, все они были одеты как обыкновенные горожане, кроме графа облачившегося по случаю в костюм, сшитый не так давно в ателье, по последней моде. И на данный момент он увлёкся своей игрой, изображая уверенного в себе триумфатора. Песня окончилась после второго куплета, так как дальнейший её текст Александр не помнил. Хотя, этого никто из присутствующих этого не заметил, так как молодой человек уже был на сцене, и стоял перед президиумом собравшихся в театре революционеров. И почти театрально, по-хозяйски скрестив руки на груди, Саша молча рассматривал сидящих за столом людей. После чего, решив что пауза слишком затянулась, ни придумал ничего лучшего как громко сказать:
"Ну здравствуйте господа! Вижу вы тут не амурными стишками балуетесь, а судьбу Российской империи и её замученного некоторыми тиранами народа решаете! А почему на это МУРАПРИЯТИЕ не позвали меня? Или думаете что я недостоин такой чести? Вот, я вижу что даже князя Шуйского удостоили вниманием, и мало того, выделили из общей толпы — в президиум посадили. Ну, здравствуй, тёзка. Давно не виделись".
Князь молчал, и только его взгляд, полный ненависти, говорил красноречивее любых слов, тех что можно было сказать в этой ситуации. Да и говорить здесь было не о чем, между бывшими друзьями не то что "пробежала чёрная кошка", их разделяла непреодолимая пропасть. Один не мог простить графу преданных идеалов их юности, другой, убийства людьми князя любимой женщины и не рождённого ребёнка.
Первым заговорил князь Шуйский. Он, всем своим видом показывал степень испытываемого им презрения, заговорил: "А мы, жалких рабовладельцев, а особо предателей наших идеалов, не приглашаем. Мы, таких как ты, призываем к суровому ответу, обрушивая на них наш праведный гнев. Сатрап! Так что жди и бойся того момента, когда до тебя дотянется карающий меч народного суда. Тебе не защитят твои жалкие холопы, которых ты с собою водишь".
В зале возмущённо загудели, послышались первые возмущённые выкрики молодых фанатиков, однако грянул выстрел, и послышался громкий окрик: "Молчать! Сукины дети! Кто будет бузить, пристрелим!" — Саша так и не понял, что помогло ему не вздрогнуть от прозвучавшего в стенах зрительного зала излишне громкого выстрела. Может быть то, что он ожидал нечто подобное, или просто думая что ответить на оскорбление, не успел ассоциировать этот звук как опасность. Поэтому, неспешно обернувшись, граф окинул зал взглядом. Юные борцы за свободу народа, выглядели подавленными и испуганными. Что было не удивительно, ибо они все находились под прицелами револьверов. Каждый отставник, гайдук, или амбал, держали по паре пистолетов, и судя по их взглядам, жаждали разрядить их по стоящим перед ними смутьянам.