За выкрашенным в темно-коричневый цвет деревянным прилавком стояла седая женщина в черной блузке и говорила с фламандкой, державшей на руках ребенка.
— Пройдите, пожалуйста, сюда, господин комиссар.
Мегрэ успел заметить полки, тесно заставленные товарами. Он обратил внимание на бутылки с водкой, которые стояли в конце прилавка, там, где он был обит оцинкованным железом.
Они прошли через другую застекленную дверь, на которой висела портьера, потом пересекли кухню. У самого очага в плетеном кресле сидел старик.
— Вот сюда…
Еще коридор, здесь уже прохладнее. Еще одна дверь.
Мегрэ не ожидал, что в этом доме могла быть такая комната. Это была одновременно и гостиная и столовая. Мегрэ увидел рояль, футляр для скрипки, натертый паркет, комфортабельную мебель, репродукции картин на стенах.
— Дайте мне ваше пальто…
Анна повесила пальто Мегрэ в коридоре и вернулась в комнату.
Стол уже был накрыт: скатерть в крупную клетку, серебряные приборы, чашки из тонкого фарфора.
— Вы не откажетесь чего-нибудь выпить?
В белой шелковой блузке она имела вполне домашний вид.
И формы у нее были довольно округлые. Почему же, в таком случае, она не казалась женственной? Трудно было представить ее в кого-то влюбленной, еще труднее вообразить, что кто-то влюблен в нее.
Анна принесла кипящий кофейник, налила три чашки. Потом снова исчезла и появилась с рисовым пудингом.
— Садитесь, господин комиссар… Моя мать сейчас придет.
— Это вы играете на рояле?
— И я, и сестра… Но у нее меньше свободного времени, чем у меня… По вечерам она проверяет тетради учеников.
— А кто играет на скрипке?
— Мой брат…
— Его сейчас нет в Живе?
— Он скоро должен быть… Я предупредила его о вашем приезде.
Она нарезала пудинг и, не спрашивая разрешения, положила кусок на тарелку гостя. Вошла мадам Питерс. Скрестив руки на животе, она приветствовала Мегрэ робкой улыбкой, полной меланхолии и покорности.
— Анна сказала мне, что вы любезно согласились…
Она больше походила на фламандку, чем ее дочь, и даже сохранила легкий акцент. Черты лица были тонкие, а белые волосы придавали ей известное благородство. Она села на кончик стула, словно привыкла, что ее в любую минуту могут потревожить.
— Вы, должно быть, проголодались после путешествия… А я совсем потеряла аппетит с тех пор…
Мегрэ подумал о старике, оставшемся в кухне. Почему он не пришел, чтобы вместе со всеми отведать пудинга? Как раз в эту минуту мадам Питерс сказала дочери:
— Отнеси отцу пудинга…
А потом добавила, обращаясь к Мегрэ:
— Он почти не встает со своего кресла… И едва сознает, что происходит вокруг…