Древо жизни (Эрлих) - страница 41

— Удивительное событие случилось в Москве. Второй день в небе над столицей парит орел (последовало изображение темной точки на фоне безрадостного неба). Согласно данным, полученным нашей редакцией, эта птица принадлежит к редкому роду, занесенному в Красную Книгу. Немногие оставшиеся особи этого царского, как его еще называют, орла гнездятся в высокогорных районах Гималаев, и ранее на территории России не наблюдались. Мы обратились за комментариями к ведущему орнитологу Московского зоопарка Ефиму Михайловичу Гимельфарбу (на экране появилась взлохмаченная голова на фоне замкоподобного входа в зоопарк). Яков Михайлович, как вы можете прокомментировать это событие?

— Птица принадлежит к отряду Vultur Caesar, занесенному в Красную Книгу, — немного запинаясь от волнения, сказала голова, — немногие оставшиеся особи этого царского, как его еще называют, орла гнездятся в высокогорных районах Гималаев, — тут ведущий орнитолог прекратил повторять предыдущую партию и сделал новый ход, — к сожалению, Московский зоопарк никогда не располагал и не располагает ни одним экземпляром этого представителя пернатых, поэтому я могу продемонстрировать уважаемым телезрителям только фотографическое изображение.

На экране возникла антрацитово-черная птица с широко расправленными крыльями, длинным крючковатым клювом и хищно расставленными лапами с длинными когтями, птица, которой невольно хотелось пририсовать вторую голову.

— Все бы тебе, дед, телевидение наше ругать! — раздался голос Наташи. — Видишь, какой милый сюжетик, ни политики, ни криминала, птичка летает.

Северин не стал разубеждать девушку, хотя мелькнувшая в голове мысль давала ему для этого все основания. Его почему-то неудержимо потянуло домой, в родную кровать. Он поблагодарил радушных хозяев за приятный и не без пользы проведенный вечер и, прихватив посошок, заковылял к метро.

Глава 4

Дохлый, еще один

Москва, 3 мая 2005 года, 11 часов вечера

— Даже о проклятой птице рассказали, а о Юрии Павловиче опять ничего! — раздраженно подумал мужчина, выключая телевизор.

— Ты бы, Алешенька, лег, на тебе лица нет, — раздался женский голос, — а хочешь, я тебе пирожка принесу с чаем.

— Ничего не хочу! Спасибо, мама. Ты сама отдохни, — на короткой дистанции в несколько слов раздражение переломилось и перешло в почтительную любовь.

Мужчина действительно выглядел неважно. По паспорту Алексею Владимировичу Никонову значилось тридцать четыре, на улице его принимали за мужа собственной матери. Он с детства не блистал ни силой, ни здоровьем, хотя и вымахал за метр восемьдесят. В пацанах он носил презрительное прозвище Прыщ, которое многочисленными свидетельствами пламенело на его лице и шее. Перейдя во взрослый разряд, он удостоился прозвища Дохлый, которое со смирением нес по жизни, представляясь при знакомстве как Лёха Дохлый, под тем же именем он фигурировал в объемистой милицейской объективке.