— Посмотрим, посмотрим…
Пальцы у него были, как у музыканта или хирурга, — длинные, холеные, с коротко обрезанными ногтями, скорее всего старик делал маникюр как минимум раз в неделю. Пименов невольно спрятал свои обветренные руки под скатерть. Переломы на пальцах срослись, но он все еще с трудом их сгибал, и отметины шрамов резко выделялись на загорелой коже.
— Вы чем-то ее обрабатывали? — спросил Борис Яковлевич, не поднимая склоненной головы. — Я имею в виду керосин или WD?
— Нет.
— Это хорошо.
Он распрямил спину, щелкнул пальцами, и неизвестно откуда у столика материализовался давешний Лехин сопровождающий с подносом, на котором стояла фотографическая кювета с какой-то жидкостью.
Пименов с интересом наблюдал за тем, как антиквар обрабатывает плоские бока пирамидки специальным тампоном, протирает металл ветошью. Потом старик омыл ладони в чаше с водой и воспользовался влажными салфетками с легким цветочным запахом, перед тем как снова взять пирамидку в руки.
— Ну-с, — сказал он, — попробуем…
От нажатия на донышко и на одну из граней что-то громко щелкнуло, но с самой пирамидкой ничего не произошло. Во всяком случае вначале. Борис Яковлевич сделал странное движение ладонями, одна пошла вверх, другая вниз, словно сдвигая одну часть пирамидки относительно другой по вертикальной оси, и Пименову показалось, что перед ним на столе раскрылся веер. Антиквар и открывал пирамидку, как открывают веер, или даже скорее как шулер раскрывает колоду карт — плавным, отработанным движением. Раздававшееся при этом легкое металлическое пощелкивание перекрывало журчание воды в фонтанчике, и Пименова от этого звука невольно бросило в дрожь. Он почувствовал на своем лице легкое дуновение, словно кто-то невидимый выдохнул рядом, и в этом дыхании был нездешний цветочный аромат (странный аромат, смесь приятного теплого запаха с тяжелым мясным духом) и влажное прикосновение чужого соленого бриза. Пименов знал — Черное море так не пахнет. Но пахло морем — тут он ошибиться не мог.
Пирамидка развернулась на 360 градусов, в последний раз щелкнула — все ее части стали на свои места: скользнули в пазы крошечные зацепы, и места соединений превратились в невидимые тонкие линии — перед Пименовым и антикваром лежал металлический круг с травленым на нем рисунком. В причудливой пляске кривых легко угадывались очертания островов с извилистой береговой линией. От края окружности к ее центру, словно «льющиеся» строчки из фильма «Матрица», бежали иероглифы.
— Что и требовалось доказать, — сказал Борис Яковлевич негромко. — Любуйтесь, Алексей Александрович. Любуйтесь. Не так часто встречается на самом деле…