— Так и меня обманули, Андреевич. И я другого ждал. Мне и старую власть любить было не за что, и новую тоже. Но я же тебя убивать не пошел, а ты со своим дружком — пошел, и жизнь человеческую ты ни во что не ставишь! Что при красных не ставил, что при сине-белых, что сейчас, при оранжевых. Мне они тоже не нравятся, но мне и в голову не придет браться за винтовку, чтобы все изменить. Они же не стреляли. И даже «голубые» не стреляли. А вот голосовать за них я больше не буду. И на площадь не пойду. Все — отходил. И еще одно… Не верю я, Василий Андреевич, что только твоя это задумка. Просто не тот ты человек, чтобы имя назвать. Что бы с тобой ни делали — ты не скажешь. Это в тебя вдолбили намертво: предавать — смертный грех. А вот объяснить, что человека просто так убить — смертный грех, наверное, забыли.
— И как ты снайпером служил с таким мусором в голове? — спросил Мартыненко. — Ума не приложу.
— Так была война, — пояснил Савенко.
— Ага, война все спишет! Где-то я это уже слышал… Чудик ты, Савенко! Чтобы хуже не сказать. Бело-голубые, оранжевые, красные — какая разница? Власть — это всегда власть! Убийство, Савенко, всегда — убийство, даже если называется выполнением боевой задачи. И если ты думаешь, что власть хоть где-нибудь бывает нравственной, то ты законченный идиот! Ах да, забыл! Ты у нас не просто идеалист-снайпер, а еще и гуманист! Верится, правда, с трудом. То-то ты нас сегодня на части рвать начал. От большой гуманности.
— Так я еще и не начинал вас рвать. Когда начну — ты почувствуешь. Не я пришел к тебе в дом. Не я поднял руку на твою семью. Опыт у меня есть, ты прав. Тогда, в мои восемнадцать, меня научили — если враг не сдается… А дальше ты сам знаешь, Василий Андреевич. Но не сдаешься… Ну, что ж… Вы же никого щадить не собирались, так? Так что учтите, если, не дай Бог, с моими близкими что-нибудь случится, вы оба умрете очень плохо. Медленно и плохо. И ты, и этот засранец.
При слове «засранец» находившийся в прострации Алекс встрепенулся:
— Ты позвони! — голос Алекса дрожал. — Ты подними тревогу! Ты что, Савенко! Звони давай! Звони! Я же ответственный за операцию! Развяжи меня немедленно! Давай я Генчику позвоню, чтобы твоих не трогали! Это же не я! Не я все придумал! Про тебя и твою семью! Это этот вурдалак!
— Врет, гнида! — спокойно сказал Мартыненко и прикрыл глаза.
— Я знаю, — откликнулся Савенко и посмотрел на часы.
До начала митинга оставалось двадцать девять минут.
— Диктуй номер своего Генчика, социолог!
— 555-13-98! — прокричал Алекс фальцетом. — Звони быстрее!