В телефоне звучали длинные гудки. Савенко нажал на кнопку громкой связи, и гудки зазвучали громко, на всю комнату.
— Не берет! — Алекс чуть не плакал от злости. — Не берет!
Сергей оставался внешне невозмутимым — это была защитная реакция. Допустить, чтобы Мартыненко и Алекс увидели, что он медленно сползает в истерику, он не мог. Но сердце…
Сердце колотилось в горле горячим дрожащим комком, и сумасшедший ток крови заставлял вибрировать каждую мышцу.
Он повторил набор. Абонент не отзывался.
Тогда Савенко набрал номер жены. Оксана подняла трубку сразу. Она плакала.
— Дорогу перекрыли…
Голос ее прерывался всхлипываниями.
— ГАИ и оцепление. Ждут проезда кортежа кого-то из правительства — нам не прорваться. Там Петрович пытается договориться, но они даже денег не берут. Боятся.
— Не паникуй. У меня появился шанс. Я перезвоню.
Она всхлипнула, да так горько, что Сергей едва не застонал.
— Все будет в порядке. Не плачь, я очень вас всех люблю.
— За что? — выдохнула она в телефон. — За что нас, Сережа? Мы же никому ничего плохого не делали… Это же несправедливо!
— Я прошу тебя, не плачь. У нас еще есть время. Верь мне — все будет в порядке!
Оставалось самое малое — самому поверить в то, что было сказано.
Он посмотрел на Алекса, замершего, как охотничья собака в стойке. Глаза у него тоже были собачьи: жалобные и слезящиеся.
— На твоем месте я бы помолился! — сказал Савенко.
Он снова набрал номер таинственного Гены, послушал длинные гудки и поставил трубку на автодозвон.
Телевизор продолжал работать. На экране колыхалась оранжевая толпа, из динамиков лилась музыка, что-то говорил комментатор, но из-за глухого рокота, издаваемого людским морем, его почти не было слышно.
Сергей перешел в угол и сел у стены, вытянув ноги и взяв на руки винтовку.
Магазин был полон. Патроны поблескивали медными боками. Он защелкнул обойму на место.
Мартыненко то ли умер, то ли потерял сознание. Сквозь неплотно прикрытые веки просвечивали бельма закатившихся глаз. На мертвенно-бледном лице краснушной сыпью лежали подсохшие кровяные брызги.
Трубка сработала еще раз. Алекс вытянул шею, словно силился рассмотреть что-то далеко от него лежащее, но с каждым безответным гудком все больше и больше втягивал голову в плечи.
Потом он тихонько заплакал, жалобно, совершенно не по-мужски, косясь на Савенко из-под прилипшей к взмокшему лбу челки. Нижняя губа его дрожала, и подбородок перестал выглядеть, как выточенный из цельного куска мрамора. Обычный такой подбородок. Слезы скатывались по его грязным щекам, и на кончике носа повисла большая блестящая капля.