— Везло тебе, наверно, с мужиками.
— Ага. А тебе с бабами, Пима! Ты в них разбираешься, как свинья в апельсинах! Это каким же ослом надо быть, чтобы пуститься в авантюру из-за меня…
Пименов, оттаскивающий в сторону очередной камень, чуть не хрюкнул от неожиданности, как тот самый украинский символ, не разбирающийся в апельсинах.
— Слушай, Изотова, а почему ты решила, что из-за тебя?
Она направила луч фонаря ему в лицо, и Губатый невольно прикрыл глаза ладонью.
— Подумалось мне так. И раз уж ты за меня в драку лез с моим супружником, окажу тебе любезность. Ты, Леха, к Олегу особо спиной не поворачивайся. Он с виду ботаник ботаником, но внешность, как известно, обманчива. Вот я с виду — страшная блядь, а приглядишься — блядь, конечно, но совсем не страшная.
— Что-то ты меня пугаешь, но не убедительно…
— Так я тебя не пугаю, Пима. Предупреждаю. Другому бы ничего не сказала, а тебе скажу — дашь ему возможность вцепиться в холку, обязательно вцепится. Намертво. Он у меня как французская бульдожка — морда плоская, прикус жесткий…
Часть завала, лишенная опоры, начала соскальзывать вниз, и Пименов ловко соскочил со съезжающего на пляжик склона. Изотова тоже отпрыгнула и едва не упала, оступившись на камнях.
Факел чадил и плевался искрами. Свет фонарей образовал неровную «восьмерку».
— Ну вот, — сказала она, — и определились.
Из мелкой осыпи с многочисленными кусками сланца и рыжеватой влажной глины, торчала перекладина креста и кусок его верхней части — черные от времени и смолы куски шпангоута.
— Значит, — продолжил Губатый с той же интонацией, — корма лежит там!
Он махнул рукой в дрожащую над морем темноту.
— Если тот самый пришлый матрос не ошибся. Сразу за краем скалы лежит, там, где свал. Так что — помолись, Ленка. Помолись, чтобы матрос не ошибся. Помолись за то, чтобы обломки не лежали на ста пятидесяти глубины. Помолись за то, чтобы мы нашли сейф и смогли его доставить наверх или открыть под водой. Помолись, чтобы он вообще существовал, этот сейф…
Изотова молчала, вглядываясь в плотный, почти материальный мрак над бухтой. Потом она включила фонарь и повернулась к Пименову. Улыбка у нее напоминала оскал, лицо словно замерзло в гримасе.
— Так много неизвестных? — спросила она. — Херня. Мы все-таки нашли его, Пима.
— Пока что мы ничего не нашли, — возразил Пименов, утирая футболкой лоб, взмокший от кантования тяжестей. — Так что не спеши радоваться.
— А белый валун?
Губатый молча поднял с земли выцветший до белизны сук и, подпрыгнув, ткнул в камень, образовавший нависающий уступ. Снова посыпался грунт, застучали падающие камни, и эхо от этих щелчков забилось между скалами и морем. Под сползшим вниз языком обнаружился грязно-белый кусок скалы.