— Ну это когда как! Если недостача, то второй сорт как первый продаем.
— А что ж покупатели-то, слепые, что ли? Не видят, что на клейме «второй сорт» написано?
— Так Печкин кожицу, где клеймо нарисовано, срезает, а на некоторых курицах паяльником ставит цифру 1.
«Надо же, как Печкин заморочил голову этому недалекому парню, — подумал Ведерников. — Запросто до тюрьмы его доведет. Нельзя этому Тетушкину в торговле работать. Надо его в какое-нибудь другое место устроить».
— А что за продуктовые заказы у вас в магазине бывают?
— Это для начальства. Я для них вырезки делаю или рублю свинину для отбивных. Тут Печкин всегда следит, чтоб я получше куски отрубал. А как же! Это ведь для самых ответственных работников.
— Вы с кем живете, Тетушкин? — спросил Ведерников.
— Один. Я угол снимаю. Мать в деревне померла. Я сюда подался.
«Одинокий мальчишка, — пожалел его Ведерников. — Печкин чуть приголубил его, вот он и смотрит ему в рот».
— Мне через два месяца в армию идти, — сообщил Тетушкин.
«Вот и слава богу!» — чуть не вырвалось у Вадима Петровича. Но он ничего не сказал, только кивнул и дал Тетушкину подписать протокол допроса.
Городские происшествия, случившиеся пятнадцатого сентября и в следующие дни, были проанализированы Кузьмичевой и Валентином Петровым еще до того, как стало известно, что убитая Маша Постникова. Ничего, проливающего свет на их расследование, они тогда не обнаружили.
После выговора, который сделал им полковник Королев, Валентин решил еще раз познакомиться с событиями того и следующего дней.
— Пустое дело, Валя, — мрачно заметила Ефросинья Викентьевна. — Чего там можно найти?
— Попробую, — оптимистически заявил Петров. И, к удивлению Кузьмичевой, к вечеру принес новость: восемнадцатого сентября в тринадцать часов сорок минут возле ГУМа был задержан гражданин, продававший, что называется, «с рук» пять мотков розовой шерсти, упакованной в целлофановый мешок. Продавал он ее за десятку, а в магазине она стоила тридцать рублей.
— Ну, Валя, — восхищенно проговорила Ефросинья Викентьевна. — Вот это да! Где мужик-то этот?
— Да какой это мужик! Парнишка, пэтэушник.
— Где он?
— В коридоре.
Ефросинья Викентьевна бросилась к двери, открыла ее. Напротив, прижавшись к стене, стоял невысокий парнишка с испуганным лицом.
— Заходите, — сказала Кузьмичева.
Парень вошел, робко оглядываясь, остановился у двери, переминаясь с ноги на ногу.
— Садитесь, — предложила она и села сама.
Валентин примостился на своем любимом месте, в кресле возле окна, раскрыл блокнот.
— Фамилия, имя, отчество? — спросила Кузьмичева, вынув бланк протокола допроса.