— А что представляет из себя брат вашей невестки?
— Николай? Я его один раз видела, когда у Антона с Ириной свадьба была. А почему вы об этом спрашиваете?
— Просто так.
Разговор с Тоней кое-какую информацию все же дал: у старой домработницы когда-то был ключ от квартиры Рогожиных. Скорее всего, он давно возвращен хозяйке, раз Ольга Игнатьевна о нем ни словом не обмолвилась.
Кузьмичева набрала номер рабочего телефона Рогожиной. Густой мужской бас сообщил, что профессор на обходе.
— Я попрошу вас передать, чтоб она позвонила следователю Кузьмичевой. Запишите, пожалуйста, телефон.
— Минуточку… сейчас возьму карандаш… А впрочем, не надо… Вот как раз Ольга Игнатьевна вошла…
— Здравствуйте, Ольга Игнатьевна, — сказала Кузьмичева.
— Здравствуйте. Есть новости? — нетерпеливо спросила Рогожина.
— Пока нет. Возник вопрос. Ваша дочь вспомнила, что когда-то ключ от вашей квартиры имела домработница.
— Я думаю, что Тоня это совершенно напрасно вспомнила. Я умышленно вам ничего не сказала.
— Не уверена, что вы поступили правильно.
— Объясню. У Александры Степановны ключ от квартиры находится до сих пор. Наша семья ей очень многим обязана. Она воспитала детей и, пока была здорова, помогала мне по хозяйству. Сейчас она больна… Безнадежно больна. Но не знает этого и верит, что поправится. Я специально не взяла у нее ключ, когда она хотела его вернуть мне. Хочу, чтоб считала, что я верю в ее выздоровление… Надеюсь, вы понимаете меня.
Ефросинья Викентьевна помолчала, потом спросила:
— А вы уверены, что у нее никто не украл этот ключ?
Теперь помолчала Рогожина.
— Маловероятно. Соседи у нее — люди приличные, но, как бы то ни было, я не могу допустить, чтоб на Александру Степановну пала хоть тень подозрения.
— Понимаю… Но я обязана проверить все версии. Дайте мне ее адрес.
— Нет, — решительно проговорила Рогожина. — Не надо. Я сама сегодня к ней зайду. Я уверена, что ключ на месте.
Горячность Рогожиной понравилась Ефросинье Викентьевне. Не так уж часто в ее практике встречались люди, которые, лишившись имущества или ценностей, не впадали в крайность, начиная подозревать все и вся, а, наоборот, боялись оскорбить кого-то лишним подозрением. Даже самодовольная Тоня Одоевская, испытывая неприязнь к невестке, решительно отвергла возможность ее причастности к краже.
Тем не менее Ефросинья Викентьевна опасалась, что Рогожина, движимая чувством благодарности к тете Шуре, может помешать ходу следствия. А она даже фамилию ее не выяснила. Впрочем, Тоня ведь назвала номер дома, где она живет. Этого достаточно для того, чтоб навести кое-какие справки.