— Рассказывай!
— И рассказывать нечего. В тупик зашла. Что у тебя?
— Как всегда, зашиваюсь, — весело сообщила Нюра. — Клавдия стала совсем неуправляемая, а тетя Тома меня пилит, что я плохая мать. Чай с молоком будешь?
— Мне все равно. Слушай, если б Клавдии было двадцать лет, ты б купила ей ондатровую шубку?
— Чего ж не купить-то?
— А если б денег не было?
— Не было б — не купила. Почему ты об этом спрашиваешь?
— Знаешь, странное у меня какое-то чувство. Расследую дело об убийстве девушки, очень милой, по рассказам тех, кто ее знал. В Угорье виделась с ее родителями. И что-то в их образе жизни меня насторожило.
— Пьют?
— Не думаю… Живут уж очень широко… У дочки ондатровая шубка.
— Ну и что? У меня тоже ондатровая.
— У тебя тетка заведует кафедрой, Костя доктор наук, ты кандидат… Статьи печатаете, книжки выпускаете. А они — совслужащие.
— Ой, Фроська! А кто теперь по доходам живет? У нас на работе сантехник в собственном «Запорожце» катается.
— Он подработать может. Тому кран сменит, тому бачок починит. А у этой девушки мать — врач.
— Ну вот тебе и объяснение. Наверное, занимается частной практикой.
Ефросинья Викентьевна озадаченно посмотрела на нее.
— Да? Ну что ж, возможно. — И, откусив кусок сушки, вздохнула и заметила с завистью: — Как просто у тебя все решается.
— А ты любишь усложнять! И вообще твоя профессия сделала тебя слишком подозрительной.
— Ты не права. Просто я люблю, чтоб все было понятно. Когда я чего-то не понимаю, мне трудно… А сейчас я очень многого не понимаю в этом деле… — Помолчав, она добавила: — И не знаю.
У секретарши Ивана Ивановича Постникова, заместителя председателя горисполкома, была манера говорить медленно, растягивая слова. Как Постников ни бился, но переучить Варю ему так и не удалось. Зато во всем остальном она была, можно сказать, идеальна: деловита, аккуратна, — отличная помощница.
Директор гастронома Полькин влетел в приемную, запыхавшись и не поздоровавшись, спросил:
— У себя?
— За-анят, — медленно ответила Варя.
— Доложи.
— Па-авел Николаевич, вы почему та-акой невежливый?
— Немедленно доложи, — прошипел Полькин.
Варя смерила его надменным взглядом и углубилась в чтение бумаг.
Полькин шагнул к двери, рванул ее на себя и исчез в кабинете. Варя покачала головой: белены, что ли, объелся — как ненормальный ведет себя.
Постников не был так уж сильно занят — это Варя знала. Но она дала ему на подпись письма и не хотела, чтобы в течение ближайшего часа его что-либо отвлекало. После смерти Маши она, наоборот, старалась не давать ему ни минуты покоя, чтобы отвлечь его от горестных дум. Иногда она даже пропускала к нему тех посетителей, которых в другое время и не пустила бы. А Полькина она вообще терпеть не могла: наглый, самоуверенный. Он встречался с ее подружкой Натой, которая была в него влюблена и надеялась, что он разведется с женой и женится на ней. «Ни черта он не женится, — говорила Варя подружке, — у него таких Нат — пруд пруди». Но Ната не верила ей и была права в том, что в данный конкретный момент у Полькина не было других любовниц. Другое дело, что женщины быстро надоедали ему и примерно каждые полгода он заводил новую.