— Расстегни мне ширинку и сядь сверху. Я хочу, чтоб ты ублажила меня. Сама. Давай отрабатывай условия сделки. Если мне понравится — дам поблажку. — и снова усмехнулся, а у меня по всему телу прошла дрожь ярости и… да, да, да, да, я испытала возбуждение. Не знаю почему. Не знаююю, я ничего с ним не знаю и не понимаю.
— Расстегивай.
Кивнул на свою ширинку и посмотрел мне в глаза, никогда и ни у кого я не видела настолько тяжелый взгляд. Порой невыносимый своим давлением на волю, психологически ломающий.
— Нет. Я не стану этого делать.
— Станешь. Расстегнешь ширинку, раздвинешь ноги, сядешь на мой член и будешь скакать на нем, пока я не кончу. Я так хочу. А ты не хочешь узнать, что значит нарушать условия сделки. Тебе не понравится то наказание, которое за этим последует.
Наши взгляды скрестились, и я физически почувствовала, что проигрываю, он все равно заставит. Найдет способ и сломает, и это только начало. Проверка на прочность. Максим раздвинул ноги и, откинувшись на спинку кресла, снова легким небрежным кивком показал на свой пах.
— Приступай.
Он склонил голову набок и облизал нижнюю губу. Расслабленный, довольный собой, упивается собственным превосходством. Я не знала, что чувствую в этот момент: ненависть, страх или патологическое возбуждение, глядя на красноречиво выпирающую выпуклость под ширинкой его элегантных серых брюк.
— Максим… пожалуйста, мы ведь можем иначе.
— Закрой рот и делай, что я сказал. Я хочу так. Расстегни, — зарычал так, что зазвенел бокал на столе и стекла в шкафу и окнах. — Я просто сказал тебе расстегнуть. Сделай то, что я сказал. Не надо разговаривать. Разговаривать будешь, когда я скажу.
Я ощутила первые отголоски страха, наклонилась, расстегнула его штаны, моя грудь колыхалась, пока я возилась со змейкой, и я знала, что он на нее смотрит.
— Подними платье, возьми член рукой и садись на него.
Смотрит вниз на свою плоть и на мои пальцы, которые обхватили его эрекцию, невольно прошлись по узловатым венам и бархатной головке.
— Сядь, — рявкнул, уже не сдерживаясь, и я ввела в себя его горячий и каменный член, а он дернул меня за волосы сзади, заставляя изогнуться и принять его полностью. А потом схватился за поручни кресла.
— Работай, Дарина. Сначала медленно.
Увидев его взгляд, я и ужаснулась, и содрогнулась от похоти одновременно. Безумие, расплавленное в ненависти, и дикое желание. Отражение в синем ядовитом безумии — я на нем, одетая, истекающая соками, униженная и раздавленная. Такая беззащитно жалкая перед этим дьяволом, красивым, как смертный грех.