Прошлое Тавриды (Кулаковский) - страница 49

Полнее говорит об этом один арабский источник. Он сообщает, что многие жители бежали от Татар в горы, куда спасали также и свое имущество, иные уехали морем на побережье Малой Азии[3]. Но в этот раз татарская волна быстро схлынула, и лишь в конце 30-х годов Татары опять появились и взяли в прочное обладание черноморские степи. Под 1238 годом помянуты в сугдейском синаксаре «безбожные» Татары и «мириарх Толактемир», под 1239 г. 26 декабря приход Татар.[4] Арабский источник дает более определенное сведение о том, что грабежу и разорению подверглись тогда же и другие города крымского побережья. Под 1249 годом сугдейский монах записал об «очищении» города от Татар и одновременно с тем о переписи населения, произведенной «севастом» – «и оказалось восемь тысяч триста человек»[5]. Население умело приспособляться к постигавшим его бедам. Оно сохранял свои святыни, поддерживало сношения с патриархом, имело сменявшихся на епископской кафедре пастырей, праздновало память местных святых, обновляло старые храмы, сооружало новые, созидало монастыри и киновии. Начавшееся еще с давних пор воздействие на варваров, сказавшееся уже во времена епископства св. Стефана, продолжалось и теперь: имена священников, монахов, мирян, сохранившихся в записях летописца и синаксаре, говорят о принадлежности их носителей к тюркской народности: Анна, дочь Ачипая (ум. 1273), Чолак (ум. 1279), монах Аладжи (ум. 1288), Кутлуц 9ум. 1307), Василий Туркман (ум. 1318), Токтемир (ум. 1320), Чимен, сын Ямгурче, родственник Оркачи (ум. 1344), Чохача (ум. 1379) и др. Иногда христианские имена сопровождаются указанием на татарскую национальность: Иоанн христианин татарин (ум. 1276), Параскева Татарка христианка (ум. 1275) и др.

О других городах побережья мы не имеем таких сведений, какие сохранил Сугдейский синаксар о жизни этого города от XII до XV века. Но в церковной письменности есть один памятник, заключающий в себе весьма интересные сведения о Херсоне и Боспоре от 1240 года, а именно: Послание епископа Аланского Феодора.[6]Этот пастырь, достигнув до пределов своей паствы в горах переднего Кавказа, рассказал в своем послании к патриарху историю своего путешествия и постигших его  злоключений в пути и на месте. К сожалению, его сообщения, изложенные в риторическом тоне, обличающем в нем человека весьма образованного в духе того времени заключают в себе много неопределенного и загадочного.

Еп. Феодор принял посвящение в сан от патриарха в Нике, где тот имел тогда свою кафедру, и отправился морем на север. Преследуемый каким-то врагом, он был насильственно высажен в Херсоне. Там он нашел защитника, но тот не мог его отстоять. В городе началось какое-то волнение и извне грозила какая-то опасность. Случай помог еп. Феодору бежать из Херсона, и он нашел убежище у проживавших поблизости от города Алан. Эти последние принадлежали к пастве херсонского епископа, но были лишены всякого духовного руководства, и Феодор, войдя в их нужды, взял на себя заботу о них. Между тем междоусобное волнение в Херсоне обратилось на того самого человека, который был врагом Феодора, и лишь бегство спасло его от неминуемой гибели. Херсонский епископ усмотрел в деятельности Феодора умаление своих пастырских прав и привлек его на суд, где Феодору пришлось испить разные оскорбления. Среди зимы еп. Феодор со своими спутниками отправился далее на восток морским путем и с большими затруднениями достиг Боспора. Но странникам не дано было разрешения высадиться на берег. Несмотря на усиленные просьбы горожан, властитель Боспора не согласился дозволить отцу Феодора соединиться со своей паствой (очевидно, он был назначен епископом Боспора). Из Боспора путники направились далее на восток и высадились где-то на кавказском берегу. Отец Феодора остался здесь “среди небольшого числа Алан”, а сам Феодор после 60-дневного путешествия, сопровождавшегося различными затруднениями, достиг пределов своей паствы. Оттуда он и написал свое слезное письмо патриарху.