Меня зовут Ворн (Вэй) - страница 131

Глава 16

После пира, когда Карман сообщил Халку и Нушику о своих догадках по поводу их родства, они долго говорили и в итоге пришли к выводу, что так оно и есть. Халк действительно является родным, младшим братом Нушика. Его, Халка, двадцать с лишним лет назад, еще младенцем, принес отец и отдал на воспитание своим родителям, дедушке и бабушке Нушика. Счастливый Нушик, который всегда считал себя одиноким, узнал, что у него есть родня в лице бабушки с дедом, которые и по сей день живы, брата, его жены и целого выводка племянниц. Известие о скором уходе из Стекляшки оба брата восприняли тяжело, одинаково хмуро. Лаки предложил Нушику остаться с его родными, Карман поддержал идею, но тот отказался, ответив, что сюда он еще вернется, обязательно, а пока есть дела. Все хуманы провожали Лаки и его ребят душевно, с крепкими объятиями и слезами, не только женскими. Скупо всплакнули и мужчины, пожимая руки и еще раз благодаря за помощь. Племянниц на силу отлепили от Нушика, вернув под строгий надзор матери.

– Да хранит вас Всевышний, – с мокрым от слез лицом поцеловала старушка своего старшего внука, затем и младшего.

Дед порывисто обнял, смахнув слезу. Бабушка, глядя на удаляющиеся широкие спины обоих внуков, перекрестила их вслед, утирая краем большого вязаного платка свои глаза.

* * *

По пустынной улице Стекляшки в сторону Николота шла группа из трех хуман и четверых людей. Гоблу Лаки принял в свою команду, и он теперь покидал родной город на неопределенный срок. Помимо общих забот новой семьи, а именно семьей, как понял Калин, и являлась эта группа воинов, Гобле отец наказал решить и другие важные для его народа дела, в коих Лаки обещал помочь парню. Нушик, как теперь выяснилось, тоже не человек. Он чистокровный хуман. По матери из родни, к сожалению, не осталось в живых никого, а вот по отцу – много. Халк шагал рядом с братом. Он и его близкий друг Март вызвались проводить ребят до окраин города. Калин смотрел на братьев и немного завидовал. Он думал:

«Вот бы и мне встретить свою родную семью…»

Мысли закружились, выхватывая из памяти отдельные кадры его прошлого: Базиль, Док, Юр… Кто из них? Юр, он и есть родной отец здесь и сейчас, он и мама, и девочки – вдруг очевидное осенило его, словно ведро ледяной воды опрокинули на голову. Нестерпимо захотелось домой, к маме с папой, и что бы его обняли. Калин шумно шмыгнул носом, утерев рукавом лицо, пока никто не заметил его слез. Все заметили и поняли душевные терзания мальчишки, но сделали вид, что никто ничего не видит.

Дорога тихо шуршала под их ногами, иногда отдаваясь треском. Они шли по пустынным улицам «стеклянного» города, и, хотя менее пустынным, чем был пару дней назад, он не стал, но что-то в нем неуловимо изменилось. Атмосфера? Или этот запах пепла, который незримо витал в воздухе? Чем ближе они подходили к речной набережной, тем явственней чувствовался смрад смерти – запах горелой плоти. Как ни старались разумные жители города, заливая жидким топливом трупы, они все равно не прогорели до конца, и до сих пор местами в старом русле клубился дым от тления нижних слоев многочисленных трупов. Иногда встречались глоты небольшими стайками в три-четыре особи, пожирающие мертвечину. Ели они лениво, меж собой за кусок мяса, как обычно, не дрались. Даже издали заметно было, как раздулись их животы. Увидев путников, глоты поворачивали головы, следя безразличным взглядом за живой едой, не переставая при этом двигать челюстями медленно и отрешенно. Бежать, гнаться, нападать – ни у одного из них желания подобного не возникло. Зачем, если вокруг столько пищи, и она не убегает?