«Господи, неужели я тоже когда-то был таким тупым?» – подумал Калин и, не дожидаясь финального завершения этих топтаний, напал сам.
Он лишь обозначил движение, выкинув вперед руку с клинком, и тут же вернул ее назад, с умилением наблюдая, как рука щенка пошла в движение с целью отвести в сторону этот выпад и нанести свой удар, но рассекла лишь воздух, а клинок Калина плоской стороной со звонким шлепком опустился сверху. Кисть щенка онемела, выпустив оружие. Растерявшись, тот чуть замешкался, таращась на свой выпавший гладиус, и совершенно бездумно потянулся за ним, тем самым замечательно подставившись противнику. Калин на миг улыбнулся, вспомнив Борга и его удар ворона. Сделав два коротких шага, заходя за спину щенка с определенно вымеренной скоростью, в определенно нужную точку затылка он нанес единственный, но сокрушительный удар. Щенок дернулся, упав на четвереньки, и спустя мгновение дико заорал. На скрученных нервных жгутиках висели глазные яблоки, раскачиваясь над самой землей. Повисшую тишину нарушал лишь жалобный вой мальчишки. Высокий мужчина в красном широкополом плаще порывисто поднялся с места и вышел прочь, скрывшись в черном входном проеме за ним. Не так поспешно вышел не менее статный человек в сером плаще.
– Что это сейчас было, Тарг?! – откинув назад алую полу своей накидки, в яростном возмущении спросил Крам. – Беспризорник?! И ты мне смеешь утверждать, что это всего лишь беспризорник?! Удару ворона перестали обучать лет пять назад, и то кроме определенного подразделения ему никогда и никого не учили! Не знаю, делай, что хочешь, но он с моим щенком биться не будет! – взмахнув краем плаща, словно птица крылом, Крам, чеканя шаг, стремительно удалился, оставив задумчиво улыбающегося Тарга в полном одиночестве.
* * *
Утро новой жизни Калина началось в одиночной камере, там, куда его закинули после боя на арене.
– Я же говорил, на меня поставь, – улыбаясь окровавленными после удара стражника губами, произнес он, когда эти же стражники волокли его по коридору.
Отбить тот удар Калин, конечно же, мог, но он позволил стражнику треснуть себя древком копья по лицу, потому что не желал быть нашпигованным стрелами и походить на ежа. С разбитой губы текла кровь, и куда его волокли, он не знал, но несмотря на это настроение было хорошим. Зашвырнув пацана в «тамбур» полтора на два метра без единого, даже самого малого, оконца, его оставили в покое. Несколько часов Калин сидел в ожидании, прислушивался к звукам по ту сторону дверей, пока не уснул. Проснулся он от шума и суеты, доносившихся снаружи. Его вывели во двор, запихали в крытую перевозку, повезли. По времени дороги и разговорам конвоиров, слышавшимся сквозь доски, Калин догадался, что его везут в то же место, где он пробыл последние десять дней. Выбравшись после приказа на улицу, он в этом убедился. Кандалы не надевали, копьями не тыкали и даже не оскорбляли.