– Завидуют, – закончил Джон.
Райли покачала головой:
– О, Джон, только не говори, что ты тоже завидуешь!
Джон рассмеялся.
– Я? Ну уж нет. Запуган, да, но не завидую. Я не из тех, кто будет завидовать.
Райли улыбнулась, снова почувствовав к нему дружеское тепло.
– На самом деле, я многому могу у тебя поучиться, – продолжал Джон. – Тому, чему не учат ни на каких семинарах. Я правда хотел бы, чтобы ты мне рассказала, каково это было – я имею в виду, раскрывать то дело в Лантоне.
Улыбка Райли побледнела.
Сможет ли она рассказать ему об этом?
Он, вероятно, думает, что это было похоже на приключения Нэнси Дрю.
Как он отреагирует, узнав об ужасе, который ей пришлось пережить?
Испугается и пожалеет о своём вопросе?
Не перестанет ли он дружить со мной?
Райли с минуту посмотрела прямо ему в глаза, а потом поняла…
Я доверяю ему.
Я ему по-настоящему доверяю.
Может быть, это было наивно, но она чувствовала, что может говорить с ним о чём угодно. Он был действительно очень добр и не имел никаких скрытых мотивов.
Прежде, чем она успела осознать, она уже рассказывала ему всё – как нашла тело бедной Реи Торсон с перерезанным горлом в её комнате в общаге, об ужасах последующих дней, включая и то, как её лучшая подруга Труди лежала мёртвой и истекшей кровью в их общей комнате.
Рассказала о том, как по ошибке решила, что убийца – один из профессоров. И о том, как столкнулась с настоящим убийцей, другим профессором, и что он точно убил бы её, если бы агент Криваро не пришёл ей на помощь.
Но, наверное, самой страшной частью истории было то, что она обнаружила свою редкую способность заглядывать в разум убийцы.
К тому времени, когда она закончила, глаза Джона были широко раскрыты, а челюсть отпала. Он прошептал:
– Мне так жаль, что тебе пришлось пережить это всё.
Райли почувствовала комок в горле.
У неё было отчаянное желание рассказать ему то, что она никогда не обсуждала ни с кем другим.
Она медленно произнесла:
– На самом деле, мне кажется, что я была лучше подготовлена к этому, чем большинство людей. Понимаешь, я…
Она заколебалась, но закончила:
– Я видела, как мою маму застрелили прямо передо мной, когда мне было шесть лет.
Джон покачал головой.
– Боже, Райли…
И в этих двух словах было столько доброты и симпатии, сколько не было в целом мире.
Райли поняла, как отчаянно она нуждалась в ком-то, с кем могла говорить открыто и свободно – особенно с тех пор, как у них разладились дела с Райаном.
Сможет ли она рассказать Джону о событиях, произошедших с тех пор, как она стала участвовать в программе?
Разрешено ли ей вообще обсуждать это дело?