Увидев перед собой бледную худышку с узким, болезненным личиком, Казарин вежливо поклонился и пригласил барышню на вальс. Мысли его крутились далеко от бального флирта. Он машинально нёс какую-то светскую чепуху вперемешку с обрывками стихотворений и комплиментами – и был крайне изумлён, заметив, что юная барышня слушает его с улыбкой, а её большие, прозрачные глаза полны непритворного восторга. Ни разу за все казаринские тридцать шесть лет ни одна женщина не смотрела на него так. Заинтригованный и польщённый, Алексей Порфирьевич пригласил Александрин на котильон, затем – на мазурку. После он познакомился с братьями Влоньской и прелестной сестрицей Аннет, имел занятный разговор с княгиней и, наконец, был приглашён бывать в доме Тоневицких.
Ночью Казарин ходил из угла в угол своей комнаты в тёткином доме, сжимал в зубах погасшую трубку и думал о том, что другого шанса у него не будет. Тоневицкие богаты. За Александрин дадут приличное приданое. Женихов у неё, судя по всему, мало: все эти молодые дураки, как один, увиваются за её сестрой. Но Казарин недаром считал себя человеком разумным: к Аннет он даже подходить не стал. Всерьёз стоило заниматься только Александрин!
Тот прискорбный факт, что он женат, Казарин усилием воли отодвинул на задворки памяти. В конце концов, венчались они с Гранькой тайно, для всего уезда она была его крепостной фавориткой, а, стало быть, эта глупая история вполне могла никогда не вылезти наружу. Усадьбу в Малоярославецком уезде следует продать, пусть даже за смешные деньги, и уехать куда-нибудь подальше, где его никто не знает. На полученное приданое можно будет прикупить и хороший дом, и новых душ… Надо, надо торопиться!
Не избалованная мужским вниманием Александрин вскоре влюбилась в Казарина до смерти. Они виделись каждый день – и в доме Тоневицких, и в гостях, – танцевали, разговаривали, обменивались намёками и опасными шутками. Казарин даже почувствовал себя слегка увлечённым. В конце концов, и на его долю мало доставалось женского внимания, и, наблюдая каждый день в зеркале свою непрезентабельную физиономию, Алексей Порфирьевич не мог питать иллюзий. Здесь же он таял под восхищённым и ласковым взглядом девичьих глаз, млел от чуть слышного шёпота «Alexise, mon ange…» – и самолюбие растекалось куском подогретого сливочного масла.
Однако, приёмная мать Александрин оказалась весьма здравомыслящей особой. Когда Казарин официально попросил руки её воспитанницы, княгиня долго и дотошно расспрашивала его о доходах, имении и крепостных, по нескольку раз задавала одни и те же вопросы, потребовала документы, – и Казарину удалось отговориться лишь тем, что он находится в Москве в гостях, а все бумаги остались дома, в имении. Вежливо, но непреклонно Вера Николаевна дала понять, что, пока она не увидит документов, подтверждающих состояние жениха, о свадьбе не может быть и речи. Казарину оставалось лишь согласиться с этим разумным решением.