* * *
Теперь Ломака ничто не держало, и он побежал в сторону перешейка с большой скоростью, не транжиря силы на ускорения, лишь время от времени пользуясь радаром. Через сорок минут быстрого бега он был на перешейке, когда заметил следы колёс и гусениц на грунтовой дороге. Следы были относительно свежие, именно от каравана, поэтому дальше он побежал прямо по ним.
Через десяток километров перешеек закончился, и дорога пошла по берегу приличных размеров озера. Если смотреть сверху, то оно представляло собой зеркальную букву «Г», отчего и получило своё странное название. Наконец, ещё через сорок минут бега озеро слева закончилось и дорога, петляя, вошла в лес, и спустя ещё десяток вёрст лес закончился, а впереди показалась гора, за которой уже и находился анклав Верхнелинейный.
Ещё два десятка километров Ломак бежал по грунтовке у подножия этой горы, пока не наткнулся на болото, которое резко начиналось у подножия и тянулось на северо-восток. Техника тут бы не прошла, и она и огибала болото с севера, но Ломак тут вполне сможет срезать десяток – другой километров, надо только пройти между болотом и нависающей над ним скалой. Часть пути пришлась по грязи, скорость упала, но через час дело пошло на лад, а потом болотина и вовсе закончилась.
Финишный десяток вёрст Ломак преодолел с ветерком. Вот только чем ближе он подбегал к периметру Верхнелинейного, тем большее он ощущал беспокойство. И причину оного было бы неплохо найти вовремя.
Первые признаки беспокойства в душе Ломак ощутил, когда добежал таки до Верхнелинейного и узнал, что караван уехал. Уже где-то с полчаса как, передав и приняв попутный груз в Центральный. Не то, что его обязан кто-то ждать, но предчувствия чего-то нехорошего одолевали, начиная с момента подхода к этому узловому пункту. Анклав был пограничный и дальше по маршруту каравана начинались дикие территории, где могло произойти всё, что угодно.
Согласно имеющимся данным, монстров, которые тут появлялись, систематически отстреливали и вытравливали. А отщепенцев не водилось уже лет с десяток в этой местности, если не больше. Да, шалили в Закуте, иногда – возле Единички или на Севере. Но те края далеки отсюда и максимум, что там было – это кражи. Логику Ломак очень уважал. Согласно ей причин для беспокойства быть не должно.
Вроде бы, не должно. А на деле – неведомая чуйка вопиёт о нехорошем. Быстро попрощавшись со знакомыми из гарнизона, он припустил дальше ещё быстрее. Отбежав от заградительной полосы, снял с крепления фляжку с эликсиром – вот и пригодилась. Сделал несколько больших глотков, до половины опустошив ёмкость. Бежать стало легче и бодрее, но предчувствие не переставало грызть изнутри. Он убыстрил бег, не переходя, однако, грань ускоренного восприятия времени. Внезапно Ломак вспомнил о том, что у него есть кое-что на случай непредвиденностей, но изделие человеческих мастеров не готово к применению. Раз неприятности на подходе, необходимо встречать их во всеоружии, коль стрелялка имеется. Остановился у валуна, присел и снял вещмешок, чехол с винтовкой. Стал разворачивать, параллельно воспроизводя инструкцию о подготовке той к бою. Выложил из кармашков разгрузки две обоймы, подумав, добавил ещё одну. Взял оружие в руки. И вправду – старинная и неудобная конструкция времён Великих Сумерек. Ей бы в музее историческом самое место, если вдруг когда-нибудь таковой надумают создать. Зря не отыскал раньше и не заменил в своё время, но теперь некогда сожалеть. Останется жив – поблагодарит Вакулу за ту ругань в мастерской. Тысячу раз прав. И за адову работу, которую пришлось умельцу проделать, чтобы собрать и привести машинку в чувство.