Итан кивнул:
– М-м.
– Такая… со вкусом.
– Угу.
Молчание, как известно, – рассадник печали. Оглянуться не успеешь, как в голову начинают лезть воспоминания, но пока Итан думал лишь о зрелище, которое только что предстало его глазам. Охота, чародей, птицы, роковой прыжок. За окном проплывали пустующие, не по разу заложенные фермы на склоне холма.
– Ну?.. – сказал Артур. – Что думаешь?
– Что думаю?..
– Да.
– Об умсловской постановке «Лебединого озера»?
– Да.
Итан потрясенно покачал головой:
– Да ничего не думаю. Что это было?
– Ну да, малость переборщили…
– Нет, я не про то… Пап. Зачем мы вообще пошли на балет?
Артур кашлянул:
– Я думал, тебе понравится.
– Балет?
– Ну да.
– Это твое новое увлечение, что ли?
– Нет.
– Тогда зачем мы два с половиной часа его смотрели?
– Я хотел тебя порадовать.
– Меня?
– Ну да.
– Не понимаю.
– Хочу, чтобы мы стали ближе. Вот. Демонстрирую свой интерес.
– Интерес ко мне?.. – недоумевал Итан. – Но почему ты…
Внезапно его осенило.
Итан рассмеялся.
У его смеха не было исходной точки и не было особого повода. Тем не менее он сотрясал все его тело, каждый орган, задевал каждую струнку.
Артур напрягся:
– Что? Что тут смешного?
Итан попытался ответить, но его смех был замкнутой системой. Сплошная обратная связь. Он питал сам себя и полностью забивал речь.
– В чем дело?
Нет, ответить не было никакой возможности. Итана сотрясали спазмы могучего хохота, который не имел отношения к языку и речи и уже полностью оторвался от своего источника: то был акусматический смех, солипсический, нескромный, нецивилизованный.
– Да что смешного?! – рявкнул Артур.
Что смешного? Что смешного?! Да вот что: хотя кабинет Артура находился в одном крыле с факультетом гендерологии, и уж к этому времени он должен был понять разницу между полом и гендером, уяснить, что такое навязанные обществом стандарты красоты – нормативные фантазмы, понуждающие людей к обоюдонеприятному соитию, – несмотря на знакомство с теорией гомосексуализма, Артур совершенно не понимал гомосексуалистов. В грандиозном приступе смеха Итан осознал, что отец не понимал его. Зато ход мысли Артура теперь был предельно ясен:
Геи → Балет
Это было так ошибочно, необдуманно и поразительно примитивно, что Итану оставалось лишь одно: рассмеяться.
Он никогда не проявлял ни малейшего интереса к танцам. Никогда. «Лебединое озеро», господи! В УМСЛ! Какой абсурд! Слезы заструились по его щекам. Попытка Артура сблизиться с ним посредством балета говорила не только о его полном непонимании Итана как личности, она указывала на некий фундаментальной изъян, дыру в Артуровых доспехах, конструктивную недоработку, и это тоже – годы, проведенные в благоговейном трепете и страхе перед человеком настолько дефективным, настолько плохо разбирающемся в собственном сыне и вообще в людях, – вызывало у Итана безудержный смех.