— Не желаю!
Герхард согласился:
— Ну конечно, тяжело раненному оберсту не до любовных развлечений. Надо признаться: русские женщины очень хороши собой, дородней наших. Я на обратном пути непременно загляну сюда на часок. — Вдруг рассмеялся: — Только из карманов надо все куда-то прятать — очистят как липку и ничего потом не найдешь.
Соколов откликнулся:
— Тем более нынче вам будет что прятать!
Герхард со слезой в голосе произнес:
— Теперь я покончу со своей несчастной страстью — игрой в карты. Жулить я не могу, а по-честному выиграть невозможно. Э, вон и пост! Кто сегодня дежурит? Вижу, толстопузый капрал Отто Фриче. Такой зануда!
На перекрестке с обеих сторон были опущены шлагбаумы. Тут же стоял небольшой бревенчатый дом, некогда обслуживавший местных выпивох, — трактир. Теперь немцы разместили здесь свой пост. В землю был воткнут большой щит, на котором белой краской намалевали грозное «Halt!».
Возчик привычно завел лошадку на обочину.
— Тут не пошлешь постовых куда подальше, тут надо объясняться! — Герхард соскочил с телеги, отряхивая галифе от налипшего сена, поправил портупею. Он скрылся в патрульном домике.
Соколов продолжал лежать в телеге. Закрыв глаза, он думал: «Ведь этот Герхард вполне может выдать меня, за что получит десятидневный отпуск на родину. Может, но не выдаст — ему деньги гораздо нужнее отпуска. Вот если бы он знал, что деньги не в Сольцах, а в моем поясе, тогда моя жизнь повисла бы на волоске».
Соколову захотелось спать. Сквозь слипающиеся веки он увидал, как из домика вышел на порог квадратного вида старик фельдфебель с лицом бульдога. Герхард что-то говорил ему, показывая на Соколова. Фельдфебель согласно мотал головой. Потом сошел с крыльца и направился к Соколову. Приложил два пальца к козырьку:
— Простите, герр оберст, я должен проверить ваше эвакуационное предписание…
Соколов, громко издавая болезненные стоны, влез в нагрудный карман, достал бумагу и протянул фельдфебелю. Тот развернул ее, натянул на нос круглые очки, шевеля губами, прочитал текст и вернул:
— Все в порядке, господин оберст! — Махнул рукой. — Проезжайте! — И вновь скрылся в домике.
Снова заскрипела телега. Пахло конским потом и скошенным сеном. Соколов уснул.
Гений сыска пробудился от звука, который он любил с детства, — от паровозного гудка. Приятно пахло дымком, короткие гудки подавал маневровый паровозик, у платформы стоял готовый поезд, последним вагоном к которому был прицеплен санитарный.
По платформе беспрерывно в обоих направлениях двигались люди, переругивались; дежурный в фуражке с красным околышем и с фонарем в руках что-то доказывал чумазому машинисту, высунувшему голову из окошка кабины. Смазчик с длинноносой лейкой шел вдоль состава, заливая в бухты масло. Молоточками по колесам стучали осмотрщики. Электрик подошел к хвостовому вагону, влез на открытый тамбур. Водокачка хлестала толстую струю — заливала нутро паровоза.