— Ура, богатырь!
В это время, расталкивая людей, на помост решительно забрался человек в кожаной куртке. Сдернул с головы замасленную фуражку, вынул из кармана какую-то бумагу. Обратился к Соколову:
— Разреши, товарищ, я оглашу.
— Оглашай, — милостиво позволил Соколов.
— Граждане! Спешу к вам со съезда Советов. Прения и дебаты были жаркими. Докладаю: съезд принял воззвание, слухайте внимательно: «Приказываем: завтра ни одной роты, ни одного полка, ни одной группы рабочих не должно быть на улице. При нонешнем тревожном положении демонстрация с требованием низложения Временного правительства обязательно приведет к кровавым столкновениям. Результатом пролитой крови станет лишь усиление притаившихся контрреволюционеров, которые жадно ждут минуты, когда междоусобица в рядах революционной демократии даст им возможность раздавить революцию!» Все!
Толпа зашумела, кто-то оглушительно свистнул:
— Без тебя знаем! Ряшку отъел…
— Ты, обормот, лучше скажи, когда хлеб в продаже появится?..
— Да пошел он отселе!
* * *
Джунковский показывал Соколову на часы: дескать, опаздываем!
Соколов вылез из толпы, подсадил Джунковского в коляску, вспрыгнул сам и хлопнул кучера по спине:
— Гони, ирод! Как бы не опоздать…
Фрейлина восхитилась:
— Аполлинарий Николаевич, вы прекрасный оратор!
Соколов отвечал:
— Чтобы владеть на митинге массой, надо знать законы, которые толпой правят. Законы эти несложны. Эти люди поодиночке не очень плохие и не очень хорошие, не очень глупые и не очень умные, то есть люди средние, обыкновенные. Но когда они сбиваются в толпу, то словно теряют лицо. Их настроение делается переменчивым, толпу легко подбить и на подвиг, и на преступление. Не будучи поодиночке смельчаками, в толпе они порой делаются совершенно бесстрашными, готовыми на самый отчаянный подвиг. Не будучи особенно злыми, в толпе они готовы совершить самое ужасное кровавое преступление. Толпа — это могучий зверь, перерабатывающий тысячи людей в единую волю, и руководит этой волей, как правило, единственный человек, вождь.
Джунковский согласился:
— Агитаторы этим и пользуются…
Соколов, входя в раж, с воодушевлением говорил о наболевшем:
— Достаточно что-нибудь провозгласить — без всяких доказательств, но самое простое, такое, что и амебе будет понятным, — и идея обязательно проникнет в душу толпы. Часто повторяемая идея в конце концов застревает в самых глубоких областях бессознательного, делается идеей самого индивидуума. В толпе чувства и эмоции передаются друг от друга, обретают силу заразы. И хорошо, коли чувства прививают добрые: любовь к трезвому образу жизни, к трудолюбию, к ближнему. Но инстинкты толпы, к сожалению, чаще всего используют всякого рода аферисты, провозглашают самое дурное — ненависть, зависть, злобу. Наш русский человек, в силу доверчивости, душевной чистоты, особенно склонен к быстрой перемене настроения.