Ральф нетерпеливо отмахнулся, продолжая следить за кораблем.
— Дым-то, говорю, на горе есть?
Подбежал Морис и уставился на горизонт. Саймон и Хрюшка смотрели на вершину. Хрюшка весь сморщился от напряжения, и в эту секунду Саймон завопил так, словно порезался.
— Ральф! Ральф!..
Его крик заставил Ральфа круто повернуться.
— Скажите, ну скажите… — тревожно просил Хрюшка, — сигнал на вершине есть?
Ральф оглянулся на рассеивающийся дымок у горизонта, затем снова посмотрел на вершину.
— Ральф… ну, пожалуйста, сигнал есть?
Саймон робко протянул руку, чтобы дотронуться до Ральфа, но тот уже бежал напрямик через мелкий край бассейна, поднимая фонтаны брызг, затем помчался по горячему белому песку и замелькал между пальмами. В следующую секунду он уже сражался с подлеском, которым обрастала просека. Вдогонку пустился Саймон, за ним — Морис.
— Ральф! — крикнул Хрюшка. — Ну, пожалуйста… Ральф!
Позади дымок медленно смещался вдоль горизонта, а на пляже Генри и Джонни швырялись песком в Персиваля, который тихонько скулил, и все трое пребывали в полном неведении.
Когда Ральф добрался до конца просеки, ему едва хватило дыхания, чтобы выругаться. Шипы и колючки так ободрали его голое тело, что оно было все в крови. У крутого подъема горы он остановился. Морис был от него всего лишь в нескольких ярдах.
— Хрюшкины очки! — закричал Ральф. — Если костер погас…
Он замолчал и покачнулся. Хрюшка еще только выбирался на просеку и был едва виден. Ральф, посмотрел на горизонт, затем вверх, на гору. Что хуже: отнять у Хрюшки очки или дать кораблю уйти? Ведь если они заберутся на вершину без Хрюшкиных очков и костер прогорел, им только останется, что смотреть, как тащится Хрюшка и уходит за горизонт корабль. Терзаемый нерешительностью, Ральф заорал:
— Господи, о господи!..
Саймон, не переводя дыхания, отбивался от зарослей. Его лицо перекосилось. Ральф из последних сил полез вверх, а жгутик дыма все смещался по горизонту.
От костра осталось одно пепелище. Теперь они воочию убедились в том, что им было ясно на берегу, когда их поманил дымок родины. Костер прогорел, ничто не тлело и не дымилось; кострожоги ушли. Наготове лежала груда неиспользованного сушняка.
Ральф повернулся к морю. На горизонте, уже снова безликом, не было ничего, кроме едва приметных следов дыма. Спотыкаясь, Ральф помчался вдоль скал и, едва не сорвавшись с розового утеса, закричал:
— Вернись! Вернись!..
Он метался вдоль утеса, не отрывая глаз от моря и истошно завывая, как сумасшедший:
— Вернись! Вернись!..
Подошли Саймон и Морис.
Ральф смотрел на них немигающими глазами. Саймон отвернулся, стирая со щек соленую воду.