– Подавать нищим – наша обязанность, – услышал я слова подходящего к нам Этельхельма. – Если мы хотим снискать милость Божью, нам следует выказывать милость по отношению к самым обделенным его детям. Когда станешь властительницей Севера, милая, не забывай о милосердии.
– Не забуду, отец, – безжизненно отозвалась Эльсвит.
Я боялся поднять взгляд. Видел сапоги Этельхельма из мягкой кожи, украшенные серебром и перепачканные грязью, видел матерчатые туфли его дочери, прекрасное шитье которых покрывали черные пятна.
– Да благословит тебя Бог, – проговорил Этельхельм, роняя серебряный шиллинг в ладонь моего соседа.
Я выставил обе руки, держа голову склоненной.
– От чего ты страдаешь? – спросил олдермен. Он стоял прямо передо мной.
Я молчал.
– Отвечай его светлости! – рявкнул Хротард.
– Он… он… он… – забормотал Сердик, располагавшийся рядом.
– Что он? – торопил Хротард.
– Он сла… сла… слабоумный, лорд.
Шиллинг упал в мою ладонь, другой – в ладонь Сердика.
– А ты? – обратился к нему Этельхельм. – От чего страдаешь ты?
– Я тоже сла… слабоумный.
– Благослови Господь вас обоих, слабоумные, – произнес Этельхельм и зашагал дальше.
– Приложитесь к нему! – Иеремия подошел следом за отцом и дочерью и принялся трясти у нас перед глазами грязной полосой серой ткани. – Это дар мне от лорда Этельхельма, и он обладает силой, дети мои! Большой силой! Коснитесь его! Это истинный пояс Богородицы, бывший на ней, когда ее сына распяли. Глядите! На нем его благодатная кровь! Прикоснитесь – и исцелены будете! – Он находился прямо напротив меня. – Приложись, убогий умом! – Иеремия пнул меня сапогом. – Приложись к поясу, который носила наша Гудс Модер, и мозги вернутся к тебе, как пташки в свои гнезда! Коснись и исцелись! Сия ткань препоясывала чрево, выносившее Господа нашего!
Я поднял руку с зажатым в ладони шиллингом и провел костяшками пальцев по ткани. Пока я это делал, Иеремия наклонился и дернул мой поросший щетиной подбородок вверх, заставляя поднять лицо. Склонившись, чокнутый епископ уставился мне в глаза.
– Ты будешь исцелен, дурак, – с жаром произнес он. – Дьявол, которым ты одержим, бежит от моего прикосновения! Уверуй – и будешь исцелен.
Я заметил, что, пока он говорил, его худое лицо приняло вдруг озадаченное выражение. У него были большие карие глаза, горящие безумием, щеки в шрамах, крючковатый нос и седые волосы. Иеремия хмурился.
– Спасибо, лорд, – прошамкал я и уронил голову.
Последовала пауза, которая длилась словно вечность, затем епископ двинулся дальше.
– Приложись к нему! – велел он Сердику, и внутри меня разлилась волна облегчения.