А чего ожидал я? Пальцы коснулись молота на шее, затем креста в рукояти Вздоха Змея. Я ожидал еще до наступления ночи стать повелителем Беббанбурга.
Или умереть.
Вся эта безумная затея держалась на одной, всего лишь одной детали: откроет ли кузен врата крепости. Я снова коснулся молота и повернулся к Свитуну.
– Пора, – скомандовал я. – Пора.
Свитун был в облачении, позаимствованном у Иеремии, а тот, в свою очередь, захватил его во время разграбления какой-то церкви еще в бытность Дагфинром, дружинником Рагнара Младшего.
– Господин, они такие замечательные! – восхищался Иеремия, любовно поглаживая вышитый край ризы. – Эта вот сделана из нежнейшей шерсти ягненка. Попробуй!
Я не стал. Зато мы выбрали самое пышное из облачений, и Свитун щеголял теперь в белой сутане, ниспадавшей до лодыжек и расшитой золотыми крестами, риза поверх нее была покороче, края ее обшили алой материей и расписали языками красного и желтого пламени – Иеремия утверждал, что это адский огонь. На все это был надет палий, представлявший собой широкий шарф с вышитыми черными крестами.
– Когда я стану папой Севера, – по секрету сообщил мне чокнутый епископ, – то буду носить только золотое облачение. Буду сиять как солнце.
Сиять Свитун не сиял, но вид у него определенно был величественный, а тут он еще надел шлем с шерстяной поддевкой. Эдит пришила к этой поддевке серый хвост, срезанный у жеребца Берга. Как только Свитун напялил шлем на голову, он стал похож на дикаря с гривой седых волос, развеваемой порывами ветра. Пройдя на нос «Гудс Модер» и повернувшись к крепости, он принялся оживленно размахивать руками.
Люди в осажденном Беббанбурге видели, что Иеремия идет им на помощь, как он обещал и как они ожидали. На парусе «Ханны» имелся огромный герб Этельхельма. На штевнях наших кораблей возвышались кресты. Гарнизон видел, что свежий восточный ветер несет им избавление.
Мы двигались теперь прямиком ко входу в гавань. Солнце уже клонилось к западу, слепя мне глаза, но я заметил, как люди машут нам, и приказал своим махать в ответ. Я видел шотландцев, стоящих на дюнах к северу от пролива и просто наблюдавших – помешать нам они не могли. Дальше виднелись корабли Эйнара, которые вышли в открытое море и распускали паруса, намереваясь повернуть на юг и перехватить флот Этельхельма. Нас останавливать было уже поздно, а вот суда олдермена как раз подходили к островам. Я молился, чтобы они сели на камни, но восточный ветер унес их прочь от опасности. Я увидел флаг Этельхельма на мачте «Эльфсвон», но он вился в направлении крепости, и люди на стенах не могли его разглядеть. Команды кораблей Этельхельма тоже махали форту. Дай олдермен себе труд поразмыслить с минуту, то понял бы, что самый правильный для него образ действий – посадить одно из судов на мель напротив высоких укреплений Беббанбурга. Оттуда можно было бы окликнуть защитников и предупредить об опасности, но вместо этого он продолжал гнаться за нами, хотя видел, что не успевает. Мы летели к берегу, подгоняемые восточным ветром, наши штевни рассекали волны, паруса были туго надуты. Я уже чувствовал запах земли. Видел стяг моего кузена над Беббанбургом. Ближе к берегу глубина уменьшалась, волны становились короче. Мы вошли в бурлящий коридор, где гонимые ветром воды сталкивались с течением, но не сбавляли хода и шли, вздымая фонтаны брызг. И вот стены Беббанбурга уже высились над нами в такой близи, что с палубы можно было добросить до них копье, и я направил корабль в середину пролива. Чайки кружили и кричали над нашей мачтой; я резко увел валек весла от себя, и «Гудс Модер» уткнулась в песок в нескольких шагах от вырубленных в скале ступеней, ведущих к морским воротам Беббанбурга.