Я повернулся спиной к нему и посмотрел на сына.
– Сколько у наших людей копий? – спросил я.
– С десяток, наверное. Не так много.
Я отругал себя, что не вспомнил вовремя про копья – парни Финана наверняка побросали некоторое количество через стену, – но и десяти должно было хватить.
– Когда пойдем в атаку, поставь копейщиков во второй ряд, – велел я Утреду. – Щиты им не понадобятся.
Не дожидаясь ответа, я зашагал навстречу всаднику.
Вальдер явился с Этельхельмом, но при первой возможности, видимо, присоединился к кузену. Противник осадил коня шагах в двадцати от нашего строя и открыл нащечники, чтобы я мог разглядеть его лицо. Он надел ту самую накидку из медвежьей шкуры, что и в день прибытия Эйнара. Под этим густым мехом наверняка было жарко, но так дружинник выглядел крупнее, особенно сидя верхом на лошади. Суровое лицо обрамлял порубленный в боях шлем с когтистой орлиной лапой на гребне, а поверх кольчужных рукавов, как и у меня, красовались золотые браслеты. Воин во славе. Он смотрел, как я приближаюсь, потом поковырялся в желтых зубах, а извлеченное отправил с ногтя в мою сторону.
– Лорд Утред, – начал он, подразумевая моего двоюродного брата, – предлагает тебе немедленно сдаться.
– А прийти сам и сказать это он не осмелился? – спросил я.
– Лорд Утред не разговаривает с эрслингами.
– Но с тобой-то разговаривает.
Это довольно беззубое оскорбление по какой-то причине озлобило его. Я увидел исказившую лицо гримасу и услышал в голосе сдавленную ярость.
– Хочешь, чтобы я убил тебя сейчас? – прорычал Вальдер.
– Да, – преувеличенно обрадовался я. – Сделай милость.
Он осклабился и покачал головой.
– Я бы с удовольствием, – признался он. – Да вот лорд Утред и лорд Этельхельм хотят взять тебя живым. Твоя смерть послужит им увеселением в зале сегодня.
– Слезай с коня и сразись со мной, – ответствовал я. – Твоя смерть повеселит моих людей.
– Если сдашься сейчас, – продолжал он, пропустив мимо ушей мой вызов. – Твоя смерть будет быстрой.
Я рассмеялся ему в лицо:
– Вальдер, ты боишься сойтись со мной?
Он только плюнул в ответ.
Я повернулся к нему спиной.
– Это Вальдер, – крикнул я, обращаясь к моим воинам. – Он слишком боится сразиться со мной! Я предложил, он отказался. Он трус!
– Тогда пусть выйдет против меня! – Мой сын вышел вперед.
На самом деле я не желал, чтобы кто-то из нас дрался с Вальдером – не потому, что опасался его мастерства, а просто хотел напасть на врага прежде, чем тот соберется с мужеством. Воины, противостоящие нам и стучащие мечами по щитам, не были трусами, но человеку требуется усилие, чтобы заставить себя раскрыть объятия смерти. Нам всем страшно в «стене щитов», только дурак будет утверждать обратное. Мои люди были готовы, а воины кузена едва начинали осознавать факт, что на исходе этого летнего дня им предстоит рисковать жизнью. Церковный колокол посеял в них панику. Они предвкушали очередной скучный вечер, а вместо этого их ждало свидание со смертью. На подготовку к этой встрече нужно время. К тому же они знали мою репутацию. Их попы и вожди предрекали им победу, а страх нашептывал, что я никогда не проигрываю. И я хотел атаковать, пока этот страх подтачивает их мужество, а поединок с Вальдером откладывал атаку. Ради чего, разумеется, он к нам и приехал. Требование о сдаче, которое, как ему прекрасно было известно, я отклоню, имело целью дать защитникам крепости время обрести решимость. А его поездка в одиночестве на встречу со мной должна была показать воинам, что он нас не боится. Это часть пляски смерти, неизменно предваряющая начало битвы.