Когда Леметр защищал идею расширяющейся Вселенной, а Эйнштейн в это не верил, один из них ошибался, а другой был прав. Все достижения Эйнштейна, его слава, его влияние на научный мир, его колоссальный авторитет ничего не стоили. Наблюдения доказали, что он ошибался, – игра окончена. Скромный бельгийский священник оказался прав. Вот почему научное мышление обладает такой силой.
Социология науки проливает свет на сложность процесса научного понимания; как и любое другое начинание человека, этот процесс полон иррациональности, пересекается с борьбой за власть и подвержен всем видам социальных и культурных влияний. И тем не менее, несмотря на все это и вопреки преувеличениям некоторых постмодернистов, культурных релятивистов и им подобных, всё это не умаляет практической и теоретической эффективности научного мышления. Поскольку в итоге в большинстве случаев можно установить со всей ясностью, кто прав, а кто нет. И даже великий Эйнштейн может быть вынужден сказать: «Увы… Я ошибался!» – и он так говорил. Наука – это лучшая стратегия, если мы ценим надежность.
Это не значит, что наука – лишь искусство делать измеримые предсказания. Некоторые философы склонны ограничивать предназначение науки одними только численными предсказаниями. Они упускают суть, поскольку путают инструменты с целями. Проверяемые количественные предсказания – это инструмент верификации гипотез. Цель научного исследования не просто получение предсказаний, она состоит в понимании того, как устроен мир, в разработке и развитии картины мира – концептуальной структуры, позволяющей нам размышлять о нем. Прежде чем стать техничной, наука является эвристичной.
Проверяемые предсказания – это отточенный инструмент, позволяющий нам обнаруживать свое непонимание. Теория без эмпирического подтверждения – это теория, которая еще не сдала свои экзамены. Экзамены никогда не заканчиваются, и теория не подтверждается полностью ни одним, ни двумя, ни тремя экспериментами. Но она последовательно, шаг за шагом наращивает свою надежность по мере того, как ее предсказания оказываются верными. Такие теории, как квантовая механика и общая теория относительности, первоначально приводившие многих в замешательство, постепенно заслужили доверие, когда все их предсказания – даже самые экстравагантные – со временем подтверждались экспериментами и наблюдениями.
Важность экспериментальных доказательств, с другой стороны, не означает, что без новых экспериментальных данных мы не можем двигаться вперед. Часто говорят, что наука развивается только тогда, когда есть новые экспериментальные данные. Если бы это было правдой, у нас было бы мало надежды построить теорию квантовой гравитации, прежде чем мы сможем измерить что-то новое, но это определенно не так. Какие новые данные стали доступны Копернику? Никаких. У него были те же данные, что и у Птолемея. Какие новые данные получил Ньютон? Почти никаких. Главными составляющими для него были законы Кеплера и труды Галилея. Какие новые данные получил Эйнштейн, чтобы открыть общую теорию относительности? Никаких. Для него главными составляющими были специальная теория относительности и ньютоновская теория. Абсолютно неверно, будто физика развивается, только когда получает новые данные.