Он открыл глаза. Осторожно потрепал Тару по плечу и сказал:
— Просыпайся, соня!
Она что‑то проворчала и свернулась клубком.
— Наверное, уже девятый час. Скоро за нами приедут Куинн и адвокат.
Она приглушенно застонала и что‑то пробормотала.
— Мне снился такой хороший сон, — пожаловалась она, поднимая голову и глядя на него сонными глазами.
Заспанная, без макияжа, со спутанными кудряшками, она была совершенно очаровательна, мила и желанна для него. Утренняя эрекция стала почти невыносимой.
Тара отбросила волосы со лба и посмотрела на него в упор. Из‑за того, что она свернулась клубком и прильнула к его плечу, она не чувствовала, как остро он реагирует на ее близость. Оуэн ждал, что она встанет и побежит в душ, но она не шевелилась, ее глаза потемнели. Он сдерживался из последних сил.
— Не знаю, что бы я без тебя делала, — прошептала она.
Ему не хотелось уходить от ее соблазнительного жара, особенно после того, как она нежно погладила его по подбородку.
Он молчал, не хотел рисковать: любое слово могло разрушить чары. Что его ждет? Чары разрушил громкий, немелодичный звон двух будильников.
Тара и Оуэн хором рассмеялись, и напряжение отпустило.
— Давай скорее! — крикнула Тара, вскакивая с дивана.
Он тоже встал и отвернулся, чтобы она не заметила, как он возбужден.
— Хочешь на завтрак яичницу‑болтунью?
— Лучше что‑нибудь более изысканное, — возразила она, останавливаясь на пороге своей комнаты. — Я сделаю тост по‑французски.
Выйдя из душа, он достал из шкафа костюм, который должен был подойти ему по размеру, но в кухню вышел в новых шортах, поверх которых надел черный шелковый халат до лодыжек.
— Волнуешься? — спросила Тара.
Она перевернула на сковороде ломтики хлеба, которые предварительно обмакнула в мисочку со взбитыми яйцами, а Оуэну протянула тарелку с готовыми тостами.
— Немного, — ответил он, поставив тарелку на маленький стол, и достал из холодильника бутылку сиропа. — Я знаю, что мы не сделали ничего плохого, но у нас нет доказательств нашей невиновности.
Тара взяла свои тосты и села напротив.
— У меня есть половина подвенечного платья.
— Оно могло порваться по самым разным причинам, — возразил Оуэн, передавая ей сироп. — Но у нас в самом деле не было причин убивать Роберта.
— А если в полиции решат, что такие причины были у тебя?
— Потому что мы с тобой так близки?
— Лучшие друзья навсегда! — Она вымученно улыбнулась. — Ты ведь помнишь, что нас всегда по ошибке принимают за парочку. С самой школы.
— Но мы всегда оставались только друзьями.
— Потому что мы сами так решили. Но мы оба знаем, что нас тянет друг к другу и мы могли бы перевести наши отношения на другой уровень, если бы захотели. Роберт это видел, но знал, что ты для меня только друг, поэтому не ревновал. — Лицо ее омрачилось. — Он проявлял большую чуткость.