Пройдя в раскрытую дверь гостиной, обнаружил Рындина лежащим на небольшом диванчике и попытался получше рассмотреть его. Спит? Пьян? Нет, он не спал и не был пьян. Его уже не существовало, здесь присутствовало только то, что называется телом Рындина.
В другой комнате, служившей Рындину спальней и кабинетом одновременно, я зажег свет и сразу увидел пишущую машинку. В ней был вставлен лист точно такой плотной желтоватой бумаги, как у записки, оказавшейся в моем почтовом ящике, и как у прокладки в двери квартиры.
Этот листок словно призывал — напечатай что-нибудь, сравни шрифт. Я мог бы и не делать этого, так как заранее был уверен, что записку, посланную мне, печатали на этой «Оптиме», принадлежащей Рындину. Но все же отстучал несколько слов и убедился, что предположения мои верны. То есть верны не только в той части, что записка напечатана здесь, но и в отношении того, что сделал это не Рындин.
Вынув листок из машинки, я сложил его и спрятал в карман, присоединив к двум предыдущим. Потом достал из кармана носовой платок и не спеша протер части машинки, которых касался руками. Незачем смущать и путать тех, кто будет здесь после меня. До меня все равно никаких отпечатков ни на клавишах, ни на ручке валика не существовало. Выключив свет в спальне, я опять вернулся в гостиную и зажег освещение там — я принял вызов.
Рындин лежал на спине. Не похоже, что смерть застала его во время сна. Во всяком случае он проснулся, умирая. Поза явно напряженная, пальцы рук сжаты, голова рядом с подушкой, подбородок задран кверху, открывает шею, свободную от… Кажется, это называется странгуляционной полосой. Если бы его удавили, полоса бы присутствовала. Ее не было.
Инфаркт, инсульт? Или тюкнули чем-то по шее, переломив позвонки? Я провел ладонью в сантиметре от поверхности головы и шеи Рындина, прислушался к своим ощущениям. Потом точно так же пронес ладонь над всем его телом, не прикасаясь. Смерть вошла через голову. Или шею. Я еще не настолько владел искусством определять подобные вещи, чтобы назвать точное место входа. Это будет названо инсультом, а может, сердечной недостаточностью. Картина никаких сомнений и подозрений у судебно-медицинских экспертов не вызовет. Я набрал «ноль-два» на кнопках телефонного аппарата, стоявшего на столике неподалеку от дивана. «Служебный» мужской голос отозвался немедленно. Вспомнив номер дома и квартиры Рындина, я сообщил их дежурному и кратко обрисовал ситуацию. Да, буду оставаться здесь до приезда ваших сотрудников, зовут меня Горюнов Николай Семенович. Кем приходился Рындину? Просто знакомым. Потом я вызвал «скорую», с ними разговор длился дольше, но тоже обещали приехать.