— А если без успокаивающего? — спросил монах.
— Через пять-шесть часов. Но тогда у него будет агония. С успокаивающим он сможет…
— Никакого успокаивающего.
Сильная боль терзала его голову, словно острыми когтями. Гремели барабаны. Бум. Бум. Бум. Казалось, это продолжалось годы. Но сиделка сказала ему, что прошло всего шесть часов, как он пришел в сознание. Его дыхание было спокойным. В руках и ногах он чувствовал тепло. Боль в висках, запястьях и лодыжках стала тупой. Он лежал на мягкой кровати в белой комнате. Полуденное солнце светило через большое окно справа. Снаружи легкий бриз качал деревья с желто-красной осенней листвой. Ремо был голоден. Он был жив, и он был голоден.
Он потер свои запястья, повернулся к неподвижной сиделке, сидящей на стуле в ногах кровати, и сказал:
— Я могу поесть?
— Только через сорок пять минут.
Сиделке было около сорока с небольшим лет. Ее лицо было грубым, словно вырезанным из камня. На ее почти мужских руках не было обручального кольца. Ее ноги, согнутые в коленях, могли принадлежать шестидесятилетней.
Ремо застегнул свою белую пижаму и сел на кровати. Он пошевелил плечами. Это была обычная больничная палата с кроватью, сиделкой, тумбочкой и окном. Только на сиделке не было шапочки с названием госпиталя, а второе стекло в окне было испещрено стальными прожилками. Он протянул правую руку за спину и задрал пижаму через голову. На ней не было никаких надписей. Он снова лег в постель и стал ждать еды. Он закрыл глаза. Как хорошо быть живым. Быть живым, слышать, дышать, чувствовать, видеть. В жизни была только одна цель: жить.
Его разбудил шум голосов. В палате находились монах с крюком вместо руки, сиделка и два доктора.
— Я снимаю с себя ответственность за здоровье этого человека, если он не будет питаться в течение двух дней умеренной пищей, — сказал один из докторов. Другой врач и сиделка кивнули в знак согласия с коллегой.
На монахе уже не было сутаны. На нем был свитер персикового цвета и коричневые брюки. Он положил свой крюк на металлическую спинку кровати.
— А я и не прошу вас отвечать за него. Я отвечаю. Он будет есть все, что ест нормальный человек.
— В таком случае я отправляюсь к начальнику, доктору Смиту, — сказал первый врач.
— Я пойду с ним, — сказал второй.
Монах сказал:
— Хорошо, идите. Прямо сейчас. — Он показал им на дверь. — Передайте Смиту мой привет.
Когда они ушли, он запер дверь. Потом подкатил сервировочный столик к кровати. Он сел на стул сиделки и снял крышку с одной из серебряных посудин на подносе. В ней были устрицы с маслом и красным перцем.