Она принялась колотить в дверь.
— Гоните арендную плату!
— Неряха! — крикнул он. — Грязнуля!
Он высунул маску наружу, чтобы она могла на нее полюбоваться. Резьба на маске изображала красные гримасы, алые нахмуренные брови и скрежещущие зубы.
Она с воем побежала вниз по лестнице.
У себя в комнате мистер Уильям Латтинг выложил деньги на стол.
— Итак, — медленно проговорил он, — ставлю двадцать пять долларов, мой милый Смит, что через час я спущусь вниз и обнимусь с моей квартирной хозяйкой миссис Флаерти как ее старый возлюбленный, и все будет хорошо.
Смит достал свои деньги.
— Даю десятку сверху.
Уильям Латтинг молча покачал головой:
— Вы наивны. Вы плохо меня знаете. Считайте, плакали ваши денежки.
В десять утра в дверь миссис Флаерти постучали как никогда нежно и ласково. И когда она отворила ее, перед ней возникла деревянная личина с вырезанной на ней лучезарной улыбкой и развеселыми глазами.
— Ах, миссис Флаерти!
— Кто это?
Она прижала ладонь к губам.
— Это ты?
— Ну вот, пришел и напугал милую женщину, — сказала жизнерадостная маска.
— Мистер Латтинг, — сказала она.
— Вы ведь впустите этого скверного человека, не правда ли? — спросил он.
— Что такое?
— Я глубоко опечален и раздосадован. О, примите мои извинения, прошу вас о прощении, а не то я умру.
— Но вы были такой странный, — сказала она, стоя в дверях.
— Чудовище, дикарь, варвар, подлец, подонок.
— Не всё сразу, — сказала она.
— А еще болван, жулик, трусишка и чей-то там сын…
— Умоляю!
Она взглянула на обманчиво сияющее лицо. Он сцепил пальцы, словно поклонялся ей. Схватил ее за руку и облобызал губами теплой маски.
— Снисхождения! Вы — леди, а я — неотесанный мужлан!
— Ну я бы не сказала.
В ее глазах читалась неуверенность.
— Вы были так любезны, что поднялись ко мне по всем этим ступенькам, с ноющей спиной…
— Как вы узнали?
— Спины всегда побаливают, мадам, а боль в вашей спине — перл среди всех болей! Я виноват. Возьмите деньги. И вот еще доллар в придачу. Угостите всех дам шоколадным мороженым и расскажите, как этот гадкий мистер Л. обращался с вами и как он потом вынужден был платить отступного, чтобы ему это сошло с рук.
— Теперь вы ведете себя очень даже благопристойно, — сказала она.
— О, как отрадно слышать это от вас. Я весь в горячечном возбуждении. Во мне все бурлит!
— А я как раз затеяла чаепитие, — сказала она. — Зайдете на чашечку?
— Вы завариваете только лучший чай. Сочту за удовольствие.
— Вот бы вы всегда так себя вели.
Она отправилась за сервизом.
— Но ведь артисты такие нервные и своеобразные.
— Желудок.
Он взял у нее розовую чашку.