Сегодня утром отец попросил Генку съездить на отделенческий склад совхоза «Орошаемый», где он работал главным бухгалтером, и получить двенадцать килограммов терна. «Вот накладная выписка, — сказал отец, — все оплачено. Кладовщица возьмет накладную выписку и отпустит». Генка не раз бывал в этом отделении, знал, как туда пройти и проехать.
Между Генкиных ног стоял зимбиль, почти доверху наполненный терном. Терн был Телеградский, хорошо выспевший, крупный и очень вкусный. Иногда Генка кидал в рот сочные ягоды и не очень дружелюбно поглядывал в сторону строгой тетки-кондуктора, которая не разрешила Вихре ехать вместе с ним. Даже пассажиры пытались отстоять право Вихры на проезд в трамвае. «Не положено!» — отрезала тетка. Выдворенная из трамвая Вихра теперь пользовалась собственным правом пешим ходом сопровождать своего хозяина.
Генка поглядывал в окно и прикидывал, сколько еще следует проехать остановок и они снова с Вихрой будут вместе. А с Ангарского до метизного было далеко, километров десять.
…Был август, двадцать третье число. Теплый летний день, тихий и солнечный. И очень мирный. В такой день даже в прифронтовом городе не хотелось думать о беде. Не думал о ней и Генка со своей Вихрой. Они миновали Центральный универмаг и были уже на подходе к Дому Красной Армии. И вдруг завыли сирены, завыли как-то разом, на одной тревожно-предупредительной, щемяще-тягучей ноте. Вой сирен, казалось, достиг самого неба, проплыл над Волгой и, печально-горестный и еще более тревожный, покатился над просторным степным Заволжьем. Он проникал в самое нутро, рвал душу и казался каким-то неземным. Генка остановился, поглядел на небо и не узнал его — оно было черным от самолетов. Натужно гудя, они неотвратимо надвигались на город с юго-запада.
Генка еще не знал, что вой сирен был предсмертным стоном большого русского города на Волге. Не знал он и того, что в этот день немецкое командование бросило на город двухтысячную армаду бомбардировщиков. Город бомбили и раньше, но бомбили в основном заводские районы. Теперь был приказ другого рода — стереть город с лица земли, уничтожить его. Пусть он значится на картах, но как таковой не существует в природе, в системе государства, в жизни народа. Этим ударом достигалась и другая цель: сломить, подавить волю, показать свою силу и мощь, показать так, чтобы не помышляли о сопротивлении. Что ж, известный способ немцев, известный с самого начала войны!
Уже став взрослым, Генка узнал, что в этот день в Сталинграде погибло сорок три тысячи человек. А пока… Стреляли зенитки, то и дело вздрагивала земля, вздрагивала так, как будто началось землетрясение. Рушились и горели дома. Вокруг метались ошеломленные, растерянные люди, гражданские и военные.